Ну как в это поверить? Я отдергиваю от Итана руки. Ведь моя мама работает в клинике, которая выпускает эти таблетки. Она бы такого не допустила. Значит, все, что я прежде знала о себе и своей жизни, — неправда?

— А что с твоим мобильником?

— Выбросила в окошко. — Я трясу головой, пытаясь собраться с мыслями. — Но, Итан, а если он ошибался насчет таблеток?

— У тебя с собой есть?

— Нет.

— Тогда будем надеяться, что он был прав.

— Почему?

— Потому что сейчас тебе нельзя возвращаться за ними. У нас осталось только три дня. Надо шевелиться.

Я гляжу на Итана во все глаза. Снова наворачиваются слезы.

— Думаешь, это так легко? Просто откажусь от них, и все дела?

— На несколько дней ничего страшного. Так считал Кеноби. Он сказал, что тебя убьют, если у них не будет другого выбора, но я им не предоставлю такой возможности. Еще он сказал, что их власть не безгранична. Они всесильны в твоем мире, но не в моем. А нам нужно всего несколько дней. Потом все будет по-другому. Потом я с ними поговорю по-своему, если захочешь, конечно.

Таращусь на Итана в каком-то оцепенении. Слышу в ушах голос миссис Синтии, она приказывает мне заткнуться и не строить из себя идиотку.

— Выходит, на самом деле ты ничего не знаешь, — говорю я.

— Может быть. Там посмотрим.

— Ты буквально веришь во все, что он говорил?

— Да, верю.

— Почему?

— Потому что однажды своими глазами видел кое-что странное. — Итан смотрит пристально, не отрываясь, прямо мне в глаза. — Я так и не понял, что это было, но видел четко, как тебя сейчас. И его слова подтверждают то, что я подумал.

— Может, вы оба чокнутые.

Итан пожимает плечами. По лицу видно, что мои слова нисколько его не задели.

— Может быть. Через недельку станет ясно. А пока я буду делать то, что он сказал. По крайней мере, еще несколько дней.

— А-а, семнадцатое мая.

В первый раз в глазах Итана читается некое облегчение.

— Да, семнадцатое мая, — глубоко вздыхает он.

Какое-то время мы молчим.

— Представить не можешь, как давно я пытался разгадать смысл этих цифр, — говорит он и смотрит на меня так, что у меня голова кружится.

— Это он сообщил их тебе?

— Я видел их много раньше. На твоей руке.

Я закрываю глаза.

— Когда?

Итан подвигается ближе. Снова берет меня за руки. Разгибает левую руку, задирает рукав и проводит пальцами там, где когда-то были цифры.

Я дрожу. Кожа до сих пор хранит память о боли, когда их отскребали.

— Я видел тебя четыре года назад. Думаю, как раз тогда. Когда ты попала сюда. Ты была как девочка из стихотворения Роберта Бернса: она шла через поле ржи, вся мокрая и грязная. Мне было тринадцать лет, я ловил рыбу на речке в Хаверстро-Крик, в первый раз в жизни тогда пошел на рыбалку один. Ну вот, и вдруг воздух над рекой как-то странно задрожал, совершенно дико, ни на что не похоже. Я просто глазам своим не верил. Бен Кеноби говорит, это был выход из тоннеля времени. По которому вы все вышли сюда.

Я продолжаю дрожать, не могу остановиться.

— Ничего не помню.

— Знаю. И понимаю. Видок у тебя был еще тот. В общем, сама была не в себе. Замерзла, совсем одна, и на руке вот эти цифры. Я хотел помочь тебе. Отдал свою спортивную куртку…

У меня кружится голова. В глазах все плывет. Пытаюсь сделать вдох.

— Так это был ты…

«Ну конечно, — думаю я. — Конечно».

— Воздух вокруг тебя как-то странно колыхался, дрожал. Ты была чем-то напугана и не хотела со мной говорить. Я показал тебе, как пройти к мосту через речку, ты сказала, что тебе надо туда.

— Ничего не помню, — еле-еле произношу я.

И снова чувствую, как мир за спиной, в прошлом, меняется, принимает иную форму. Все было не так, как я себе представляла.

— А других, кроме меня, ты видел?

— Нет. Наверное, тоже где-то пробирались через лес. А я видел только тебя.

Лицо Итана словно в тумане, что на нем написано, не разобрать, но я чувствую, слова свои он тщательно взвешивает.

— Но я могу узнавать их, людей, которые пришли с тобой. Некоторых сразу, других нет…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Могу распознавать путешественников во времени. Трудно объяснить как. Ну, словно вокруг тебя воздух движется по-другому. Не так, конечно, как в тот день, когда я тебя встретил, но что-то есть общее, едва уловимое.

— Ты и сейчас это видишь?

— Вокруг тебя уже с трудом. Почти совсем незаметно. Но вокруг других больше заметно, особенно кто постарше. Вокруг Кеноби хорошо было видно.

— А другие тоже видят?

— Из моих знакомых никто. Не подумай, я об этом никому не сказал. Кеноби говорил, это редко бывает, но некоторые люди обладают тонкой чувствительностью к потоку времени. У меня это, может, потому, что я тогда был там, когда открылся тоннель. Остаточные результаты действия этого потока всегда присутствуют, но их мало кто видит. Он говорил, что это вроде психологического эксперимента, который есть в Интернете. Когда люди играют в баскетбол. Ты, наверное, видела. — (Я качаю головой.) — Нет? Ну, значит, там две баскетбольные команды, одна в черных трусах, другая в белых. И ты должен считать очки, сколько белые забросили черным, и наоборот. В конце тебе дают правильный ответ, а потом вдруг задают вопрос: «А ты гориллу видел?»

— Гориллу?

— Ага. Большинство заняты подсчетом бросков и, когда игроки пытаются забросить мяч в корзину, не видят, как парень в прикиде гориллы выходит прямо на середину площадки, стоит, а потом уходит. И никто, как правило, никакой гориллы не замечает.

Я подвигаюсь к нему поближе:

— А ты, значит, гориллу видишь.

Голос Итана звучит устало, и в первый раз я замечаю, что он чем-то опечален.

— Выходит, вижу.

Итан роется в своей куртке и вручает мне конверт, который нашел в тележке старика.

— Это… он хотел мне передать?

— Кеноби сказал, что у него для тебя кое-что есть… какой-то ключ… и если он почему-то не сможет передать его тебе лично, я должен найти этот конверт и вручить тебе. Думаю, нам повезло, что ты появилась и у убийцы не было времени порыскать по карманам.

Да, пожалуй, он прав.

— Откроешь сейчас? — спрашивает Итан, видя, как я верчу конверт, не зная, что с ним делать.

Опять он, пожалуй, прав, и я трясу конверт, будто это рождественский подарок, желая, насколько можно, унять волнение. Внутри, похоже, письмо. А на дне конверта что-то твердое, наверное ключ. Старик хотел, чтобы он обязательно попал мне в руки.