Всего в команде «Потемкина» на момент мятежа было 763 матроса и 12 кондукторов. Из них пять матросов погибли, еще 12 было ранено. Однако известно, что офицеры в матросов не стреляли и ни один из них (о смерти Вакуленчука мы будем говорить еще отдельно) от офицерских пуль не погиб. Кто же убивал и ранил матросов на «Потемкине»? Ответ напрашивается сам собой — Матюшенко и его подручные. Отдельные историки пытаются говорить о неких «шальных пулях». Но это явная ложь! Убить и ранить случайно 17 человек не так-то просто. На самом деле это были матросы, которые не просто не желали участвовать в мятеже, но и активно противодействовали его началу. Скорее всего, это были люди из окружения Вакуленчука. С ними и расправились под шумок Известны некоторые имена убитых комендор Шевелев, матросы второй статьи Этель, Османский и Татаренко и трех раненых — Грязцов, Сложеница и Пригорницкий (Прогорницкий). Впрочем, в ряде источников говорится о 30 погибших во время мятежа матросах. При этом, правда, фамилии их не приводятся.

* * *

А как вообще жилось матросам на «Потемкине», как обстояло дело с питанием? Не голодали ли они? Вообще, нормы питания на кораблях российского флота в начале XX века были весьма высокими, почти в полтора раза выше, чем у солдат. При этом физически матросы работали гораздо меньше, чем солдаты, в основном во время погрузки угля и боезапаса. Однако и на время таких авральных работ существовал специальный повышенный рацион с увеличенными порциями мяса.

В этой связи весьма полезно приглядеться к матросам в фильме Эйзенштейна. В центре кадра у него то и дело появляются «оголодавшие матросы» с такими потрясающе толстыми лицами и двойными подбородками, что с трудом верится, чтобы оные битюги чего-то где-то недоедали. Форменки на них просто трещат! Что касается офицеров в фильме, то они, напротив, все на редкость тщедушны, а потому зритель совсем не удивляется, почему толстенные матросы так легко побеждают своих худосочных начальников.

Относительно ситуации с питанием па «Потемкине» есть два свидетельства. Первое изложил историк Б.И. Гаврилов своей книге «В борьбе за свободу»: «В мае на инспекторском смотре команда “Потемкина” доказала инспекторам, что офицеры на корабле ежедневно воруют 50 матросских пайков. Впервые подобная претензия была высказана еще в 1904 г.

Но и теперь заявление матросов ни к чему не привело. Члены команды высказали также возмущение негодным мясом и червивыми сухарями, но безрезультатно. 18 мая потемкинцы вновь выразили недовольство качеством хлеба и крупы, на этот раз командир корабля назначил комиссию для расследования. Она признала справедливость высказанных требований, и качество хлеба было улучшено. Причина уступок командира заключалась, вероятно, в том, что к этому времени Е.Н. Голиков получил первое анонимное письмо о подготовке восстания и решил лишний раз не озлоблять матросов».

Что касается возмущения историка Б.И. Гаврилова относительно воровства пайков, то здесь все поставлено с ног на голову: разумеется, офицеры «Потемкина» никаких пайков не воровали. Дело в том, что иногда кают-компания вполне законно обращалась к корабельному ревизору, и тот для улучшения питания за плату по казенным расценкам действительно выдавал ей некоторое количество пайков. О таком случае на крейсере «Изумруд» во время Цусимского похода, в частности, рассказывает в своих мемуарах врач с крейсера «Аврора» Кравченко. Это было удобно и офицерам, так как не надо было ломать голову, что и где купить, и ревизору, который официально проводил этот обмен по ведомостям. При этом, конечно, никакого ухудшения матросского стола не происходило, так как продовольственные пайки офицеры выкупали не из числа матросских пайков. Помимо этого во время достройки на «Потемкине» присутствовала масса специалистов и рабочих, которые «доводили» корабль. Всех их надо было кормить. На всех них выделялись продпайки. Причем оформлялись они так же, как оформлялось питание прикомандированных матросов и офицеров на советском и нынешнем российском флоте. Человек прибывает на корабль, имея на руках продовольственный аттестат, равный одному пайку. По аттестату его ставят на довольствие. Если же у прибывшего такого аттестата нет, то он просто вносит командировочные деньги в корабельную кассу, фактически выкупая свой продпаек, после чего питается наравне со всеми. Поэтому 50 продпайков — это, скорее всего, именно пайки, выделяемые для работавших на броненосце специалистов. Заявление о незаконности кормежки рабочих было откровенным обманом не разбирающихся в тонкостях расчетов матросов, которых кто-то подзуживал. Именно поэтому никакой реакции на эти «претензии» и не последовало.

18 мая команда выразила недовольство качеством хлеба и крупы. По другой версии, вопрос об улучшении качества поставляемых на корабль продуктов подняли офицеры. Голиков немедленно назначил комиссию для расследования. Комиссия признала справедливость требований. После этого командир принял все меры для улучшения качества провизии, предъявив претензии к тыловым службам флота. Так что вопросами улучшения питания на корабле занимались.

Любопытное свидетельство оставил нам инженер-механик Александр Коваленко, который оказался единственным офицером, добровольно присоединившимся к восставшим, в своих воспоминаниях, опубликованных в «Литературно-научном вестнике» во Львове в 1906 году, писал: «…Вообще матросу живется совсем неплохо… обычная еда команды хорошая. Я, как и много кто из офицеров, часто охотно ел матросский борщ Правда, бывали иногда, как я заметил, случаи неудовольствия команды мясом или маслом, но они были отдельные и всегда происходили от случайного недосмотра Тяжелым трудом матросы не обременены: обычный рабочий день не более восьми часов. В отношениях офицеров к команде постепенно завелся тот тон, который не только не позволяет им прибегать к кулачной расправе, но и вынуждает их оставаться в определенных рамках корректности. Даже те, которых очень немного между ними и которые, безусловно, являются исключением из них, что были бы не прочь припомнить иногда старину, вынуждены сдерживать себя: во-первых, из страха перед высшим начальством, которое скорее из осторожности, чем из каких-либо гуманных мотивов, обуславливает офицерам необходимость некой тактичности в отношениях к “нижнему чину”, а во-вторых, из чувства неловкости перед товарищами».

Кому, спрашивается, верить, историку Гаврилову или непосредственному участнику событий поручику Коваленко, которому что-либо выдумывать не было никакого резона? Я больше верю в данном случае Коваленко. А потому, на мой взгляд, вывод однозначен — офицеров на «Потемкине» убивали вовсе не из-за сведения каких-то личных счетов, а только потому, что так надо было организаторам бунта — цель оправдывала средства…

* * *

Однако смерти офицерам на «Потемкине» желали далеко не все матросы. Одних заставляли участвовать в мятеже насильно, и они вынуждены были уступить силе, другие проявили твердость и остались людьми. Фактически реальным участником мятежа был лишь каждый третий из числа матросов. Колеблющаяся масса, составлявшая, согласно расчетам историка Ю.П. Кардашева, более 500 человек, во время мятежа оставалась достаточно инертной, а впоследствии вообще постепенно стала выходить из повиновения боевиков. Это был своеобразный барометр, который с каждым новым днем демонстрировал приближение контрреволюционной бури.