Если я ничего не сделаю…

С полной неожиданностью даже для самой себя я сорвалась с места и кинулась в опустевшую приемную.

Цепь колотила по спине, как плеть, нещадно била по позвоночнику.

Я ничего не видела и не слышала. Лишь удары сердца. Лишь оглушающее шумное дыхание. Лишь звук шагов. Лишь металлическое бряцание.

Я достигла дверей приемной, скользнула в пустую гулкую галерею и побежала, не разбирая дороги. Лишь бы прочь. Старалась скорее свернуть, спрятаться хоть за что-то. О чем я думала в этот момент? Ни о чем. В голове было пусто. Лишь одуряюще бил в виски адреналин, который, казалось, я даже чувствовала во рту. Я не ощущала собственного тела, не осознавала пространства. Будто была выпушенной шальной пулей, которая разрезает воздух и просто мчится. Фатально и неумолимо. Траекторию полета уже не изменить. Уже ничего не изменить.

Я заметила техническую лестницу. Узкую, неприметную. Пролеты ломаной темнеющей змеей вели наверх. Я свернула и посеменила по ступеням, думая лишь о том, чтобы не упасть.

Выше. Выше. Выше. Хватаясь за стену.

Поворот.

Снова поворот.

Наконец, я осмелилась остановиться. Прижалась голой спиной к камню, распласталась, стараясь стать как можно незаметнее, раствориться, исчезнуть. Но за биением сердца не слышала ничего. Казалось, оно берет разгон и ударяет в ребра, стараясь разбить грудную клетку, отдает в гортань. Как тяжелый язык колокола. Удар. Еще удар.

Я зажала рот ладонью. Так сильно, как только могла. Старалась не дышать, лишь бы различить звуки погони. Но, кажется, забралась слишком высоко. Я, наконец, осмелилась отстраниться. Здесь было сумрачно. Лишь рассеянный свет откуда-то выше.

Я аккуратно ощупала ошейник, стараясь найти замок, но он казался совершенно гладким запаянным ободом. Не снять. Я перекинула цепь через плечо, аккуратно натянула, держа за конец. Чтобы не звенела. Не выдала. Сняла туфли и на цыпочках пошла вверх, каждое мгновение прислушиваясь. Теперь доносилась возня. Голоса, звуки торопливых шагов.

Меня, конечно же, ищут. Хоть и опомнились не сразу.

Лестница закончилась. Я оказалась под самой крышей галереи, в паутине каменных и металлических балок, поддерживающих стеклянные своды. Толстые и гладкие. Широкие, как пешеходные мосты. На каждой из них можно было спокойно улечься в полный рост и не быть замеченной снизу.

Я даже не раздумывала. Лестницу обязательно проверят — и тогда мне конец. Я вспомнила толстые пальцы с красными ногтями, и по телу пробежала дрожь омерзения. Я смело шагнула на ближайшую балку, стараясь не смотреть вниз, не слушать шум. Аккуратно и тихо.

Я добралась до центральной колонны, к которой густо сходились каменные нервюры, сжалась на круглом пятачке. Снизу меня не увидеть. Со стороны лестницы тоже. Я лежала и смотрела вниз с огромной высоты. Зеленые куртки дворцовой охраны, рабы в сером. Голоса, шаги, шум…

Я все еще не осознавала, что происходит. Что я только что совершила.

Я сбежала.

Я рабыня, которая сбежала от своего господина, ослушалась. Это серьезное преступление. Самое серьезное, какое может совершить невольник в отношении своего хозяина. Хуже только покушение на убийство. Но, думаю, в глазах господ и то, и другое равнозначно.

Непрощаемо.

Только теперь я заметила, что просто сотрясалась от холода. Замерзла так, что не чувствовала конечностей. Под крышей работала вентиляция, и я ощущала, как кожи касается холодный воздух. Морозные потоки. Через несколько часов я замерзну так, что не смогу пошевелиться.

Я сама себя загнала в ловушку, из которой просто нет выхода. Рано или поздно меня все же найдут. Снимут отсюда… Я пыталась вообразить, что меня ждет. На удивление равнодушно, с пугающим обреченным спокойствием. Запорют до смерти у всех на глазах? Я даже усмехнулась — не думаю. Наверняка высокородному ублюдку такой исход покажется слишком простым.

Перед глазами вновь и вновь всплывали отвратительные картины, стоны, визг несчастной полукровки. Безумный взгляд напичканной седонином верийки. Влажные красные губы принца Эквина и одуряюще омерзительные руки.

Теперь я мечтала только об одних руках. Признавала право лишь за одним господином, раз все это неизбежно. Готова была кинуться в ноги Квинту Мателлину и целовать следы его сапог. Лишь бы никто, кроме него.

Но теперь все эти запоздалые мечты казались несбыточными. Принц Эквин наверняка станет требовать моего наказания. Не может не требовать. И здесь окажется бессильным и управляющий, и сам Квинт Мателлин. Даже если захочет вмешаться.

Но он не захочет.

Я всего лишь провинившаяся рабыня.

Слезы хлынули ручьем. Я сжалась на камне, закусила кулак, чтобы не рыдать в голос, выдавая себя. Я уже не смотрела вниз. Плевать, что внизу. Как только я спущусь отсюда — попаду в руки палачей.

Только сейчас я заметила, что за пределами дворца глубокая ночь. Сквозь стеклянный купол, похожий на фасетчатый глаз исполинского насекомого, виднелось глубокое звездное небо и четыре луны разных оттенков, беспорядочно разбросанные на расстоянии друг от друга. Во время равнолуния они выстраиваются в прямую линию. В Сердце Империи это считают дурным знаком.

Внизу все утихло. Ни охраны, ни рабов. Но это не радовало. Голая, замерзшая, под самой крышей. Я не смогу сидеть здесь вечно. Я боялась уснуть. Чтобы, шевельнувшись, не сорваться вниз, не разбиться о мрамор. А впрочем…

Тишину прорезал легкий шум шагов. Я замерла, осторожно глянула вниз. По галерее медленно шел Огден в сопровождении Гаар. Молчали. Сиурка лишь вертела головой, все время оглядываясь. Наконец, остановилась прямо подо мной и посмотрела наверх.

Она услышала.

Я чуть не потеряла сознание. Сжала кулаки и едва слышно пробормотала:

— Меня вернут Невию.

Гаар меня услышала, но не шелохнулась. Ничем не выдала мое присутствие. Какое-то время снова оглядывалась, судя по всему, для вида, потом подошла к управляющему и что-то сказала. Тот лишь кивнул и поспешил из галереи.

Я уже не верила, что Огден способен помочь.

Я с облегчением вздохнула, но, в то же время меня охватило отчаяние. Если Гаар ничего не сказала — значит, тоже понимает, что Огдену нельзя доверять. И это тупик, из которого нет выхода. Я просто умру здесь.

Я легла на бок, сжалась, стараясь как можно плотнее обхватить себя руками. Но это было равносильно тому, будто я пыталась обогреться голой древесной веткой. Кольца аргедина на талии представлялись кусками льда, вмерзшими в кожу. Казалось, я лежала на заснеженной вершине горы, и ветер обдувал окоченевшее тело. Я сжала кулаки, пыталась обогреть пальцы дыханием, но это не помогало. Ладони увлажнялись, и становилось только хуже. Не помню, чтобы хоть раз в жизни так мерзла. Никогда.