Что ищешь в имени моем?

Позволь тебя спросить.

Уже ль средь славных всех имен

ему уместно быть?

Но коли просишь ты, узри ж,

но помни до поры:

Земное – тлен, бесценны лишь

небесные дары.

Показательно и другое стихотворение Меццофанти, написанное по-итальянски:

Из тысяч голосов на этом свете,

Звучащих на различных языках,

Ценны лишь те, что сеют добродетель

И прославляют Господа в веках.

Провожая меня к выходу, уже в дверях библиотеки Пасти вдруг повернулся ко мне и сказал, что сомневается в языковых способностях Меццофанти. Я был удивлен. В своей книге Пасти не бросил и тени сомнений на репутацию Меццофанти. Теперь же он заявляет, что, на его взгляд, кардинал знал языки «весьма посредственно»!

– Я не думаю, что он на самом деле говорил на персидском или арабском, – добавил он.

– На чем основан ваш вывод? – спросил я в надежде, что сейчас он приведет мне убийственные доказательства.

– Мне так кажется, – ответил он, пожав плечами.

Уже зная, что мне вряд ли удастся покопаться в архивах Меццофанти еще раз, я поймал себя на мысли, что существует еще один способ проверки языковой компетенции кардинала. Можно было бы посчитать количество полученных им писем, написанных на разных языках. Если таких писем много, значит, он должен был на них отвечать, а это, в свою очередь, указывает на возможность сделать это. На мой взгляд, это абсолютно обоснованная научная гипотеза, которой я тут же поделился с Пасти. Но библиотекарь только усмехнулся.

– Похоже, вы позитивист, – сказал он.

Я был в шоке. Он считает позитивистом того, кто предлагает добраться до истины, полагаясь только на подсчеты, измерения и наблюдения? Мне давали разные прозвища, но так меня еще никто не называл. Пасти, историк, который интерпретировал жизнь Меццофанти, не сумел дать верную оценку простому человеку вроде меня. Все еще усмехаясь, библиотекарь легко пожал мне руку.

– Я должен покинуть Болонью, вооруженный фактами, характеризующими способности Меццофанти, – сказал я. – Люди ждут от меня четких ответов. Я просто не могу продолжать кормить их историческими анекдотами.

– Это лишь доказывает, – Пасти продолжал улыбаться, – что вы неисправимый позитивист.

Вернувшись в Арчигинназио, я поставил перед собой на стол очередную коробку с документами и раскрыл каталог. Пасти был не первым человеком, кто пытался помешать мне узнать правду о Меццофанти. И наверняка он не будет последним. Возможно, он просто не до конца понял мое отчаянное желание познакомиться с гиперполиглотом если не воочию, то хотя бы по неоспоримым фактам. Ясно одно: я мог оставаться в Болонье до тех пор, пока мой итальянский не станет «molto perfetto»[18], но так и не узнать правды о языковых способностях Меццофанти.

Я покидал Болонью с уверенностью лишь в одном: Меццофанти изучал и использовал в различных целях большое количество иностранных языков.

Учитывая очевидное разнообразие языков, с которым я столкнулся, исследуя его архивы, я был уверен, что Меццофанти в той или иной степени использовал многие из них. Даже если применение многих языков носило весьма ограниченный характер, это не опровергало их наличия в арсенале кардинала. Кроме того, я был уверен, что иностранные языки именно использовались, а не представляли собой коллекционные объекты, служащие исключительно эстетическим целям. Несмотря на то что я не читаю на большинстве языков, представленных в архиве Меццофанти, многое указывало на то, что мой вывод о практическом их использовании верен. Возможно, не все эти языки были в его активе, знание некоторых со временем могло быть утрачено, но, по крайней мере на мой взгляд, Меццофанти, безусловно, пользовался иностранными языками как инструментами. Часть из них воспринимались им как вербальные amuse-bouche[19], другие использовались для ни к чему не обязывающей болтовни («Планируете ли вы посетить Папу Римского?»). И конечно, в этих случаях его языковые навыки были далеки от владения на уровне носителя. Но наличие таких «лоскутных» знаний было замечено мной и у многих других гиперполиглотов.

На развеивание моего скептицизма повлияло и понимание, что без наличия особого дара Меццофанти не мог бы добиться и половины того, чего ему удалось достичь. В конце концов, многие люди живут на языковых перекрестках в окружении большого разнообразия языков. Некоторые из них даже имеют тягу к их изучению. И тем не менее очень немногие становятся гиперполиглотами. Именно поэтому одним из ключевых аспектов моего исследования было как можно более точное выяснение того, насколько значительные интеллектуальные ресурсы Меццофанти и другие гиперполиглоты задействуют в процессе изучения языков.

Кроме того, я пришел к выводу, что лингвистические способности не могут измеряться количеством языков, на которых человек читает, говорит или переводит. От одного скептического подхода я решил отказаться точно: нельзя автоматически сбрасывать со счетов кого-то только потому, что он, как утверждается, знает или знал слишком много языков. Дисквалификация возможна по другим параметрам, но никак не по этому (впрочем, на тот момент я и не мог бы применить данный критерий, но об этом позже). Я также решил для себя, что не буду судить о способностях гиперполиглотов по меркам концепции «все или ничего». Я счел более подходящим для целей моего исследования подход под условным названием «что-то оттуда, что-то отсюда». Это означало, кроме всего прочего, что в сферу моих интересов должен попадать и тот, кто не владел на уровне родного сразу всеми известными ему языками.

Я увозил с собой убежденность: Меццофанти умел делать с языками многое из того, на что не способно значительное число тех, кто говорил на этих языках с рождения. На первом месте в этом списке стояло его умение проводить быстрый лингвистический анализ, а также удивительная способность к запоминанию новых слов (чему имеются убедительные доказательства). Далее следовала очевидная способность к имитации звуков чужой для него речи и способность быстро переключаться с одного языка на другой. Это уникальные навыки, которые не требуются тем, кто говорит только на родном языке. В том числе и по этой причине гиперполиглотов бессмысленно сравнивать с носителями языка. Для сравнения в стиле «найди десять отличий», возможно, подойдет какая-то другая категория знатоков иностранного языка.

Определившись с ответами на некоторые вопросы, я тут же начал задавать себе следующие. Был ли Меццофанти человеком, единственным в своем роде? Или другие, ему подобные, живут и сегодня, где-нибудь среди нас?

Перед выходом на пенсию Дик Хадсон, профессор лингвистики Университетского колледжа в Лондоне, задался вопросом: кто изучил самое большое количество языков? В середине 1990-х он послал этот вопрос на популярный среди ученых-лингвистов форум LINGUIST List. В шквале ответных сообщений упоминались имена известных гиперполиглотов прошлого, в том числе Джузеппе Меццофанти. Многие выражали сомнения, что верхний предел в количестве изученных языков может быть очень высоким. Вопрос оставался открытым во всех отношениях, являясь стихийным экспериментом, результаты которого никогда не анализировались.