«Командир меня не любил за мое неумение служить на миноносце, а также и за отсутствие охоты к спиртным напиткам. К концу кампании он просто меня еле выносил. Когда мы стояли в Кронштадте на ремонте, он однажды решил меня напоить. Пригласил поехать с ним в Морское собрание и там опоил мадерой, зная, что я не пью водку. Сидели мы так до глубокой ночи… В Гельсингфорсе же командир каждый вечер съезжал на берег в ресторан… возвращался поздно, сильно перегруженный…».

Но наиболее известным русским моряком, имя которого связано с алкоголем, был флаг–капитан императора Николая Второго адмирал Константин Дмитриевич Нилов. Про него буквально ходили легенды.

Служебная характеристика 1903 г. характеризовала его как человека безупречной нравственности с хорошими умственными способностями вкупе с уравновешенным характером.

Вот что вспоминал о Нилове контр–адмирал Сергей Николаевич Тимирев:

«Его рыцарская порядочность и большой морской опыт обратили на него внимание государя, и по окончании войны он получил назначение на очень почетный, хотя ответственный и беспокойный пост флаг–капитана Его величества… Понятно, что при свойствах своей натуры Нилов не сделался «настоящим» придворным, а сохранил вполне свою самобытность. Наиболее яркой особенностью его характера была прямота и немного резковатая откровенность в суждениях, которую он не менял и в разговорах с государем. Эти его качества, в связи с некоторой склонностью к самодурству, столь свойственной старым морякам, создали ему при Дворе репутацию «чудака» – человека, лишенного каких–либо дипломатических способностей.

В обществе же, где за последнее время перед войной считалось «гражданским подвигом» чернить все, что окружало трон, о нем уже ходили положительные легенды; больше всего было рассказов о его «беспробудном» пьянстве и «спаивании» самого царя…, что же касается самого Нилова, то ему сильно вредили рассказы старых его товарищей о различных эпизодах из времен их общей молодости – проведенной действительно бурно».

С ним был во многом согласен и контр–адмирал Александр Дмитриевич Бубнов, хорошо знавший флаг–капитана по работе императорской ставки в Могилеве в годы Первой мировой войны:

«Флаг–капитан адмирал Нилов, если не отличался умом, широтой взглядов и пониманием положения вещей, то во всяком случае отличался своим давнишним пристрастием к вину; о нем ходил анекдот, что государь, привыкший видеть его постоянно на «взводе», и, считая это нормальным его состоянием, увидев его раз трезвым, подумал, что он «навеселе», он, однако, к чести его сказать, был государю «без лести» искренне предан и покинул его не по своей воле, а по принуждению революционных властей».

Напоследок отметим, что пьянство, в ряде случаев, играло не только разрушительную, но и созидательную роль. Более того, без чрезмерного употребления алкоголя не было бы знаменитой Графской пристани в Севастополе. Трудно поверить, не правда ли?

А дело было так.

Как известно, считавший себя опытным военным инженером император Николай Первый любил лично утверждать проекты общественных зданий, особенно если дело касалось строительства для армии и флота. И, будучи человеком довольно скупым, долго отказывался подписать смету на постройку портика на Графской пристани, поэтому первоначальный проект пристани предполагал только постройку двух боковых павильонов. Их закончили к 1840 г.

Командовавшему в то время Черноморским флотом адмиралу Михаилу Лазареву пришлось припомнить случай, когда пьяный извозчик из отставных матросов скатился в своем экипаже с высокой лестницы и рухнул в воду. Как утверждают, именно после этого случая Николай и утвердил проект. И в 1844 г. начали постройку галереи–портика, которая была закончена в 1846 г.

Есть и еще один, несколько сомнительный и довольно косвенный, но вклад российского флотского пития в мировую культуру. Речь идет о всем известном граненом стакане. По крайней мере, в своей книге «Откуда и что на флоте пошло» известный историк отечественного военно–морского флота Виктор Дыгало пишет о том, что сей культовый в нашей стране предмет посуды является изобретением основателя флота Российского.

На кораблях во все времена боролись с боем стеклянной и керамической посуды, который доходил до своего максимума во время штормов. Не всегда помогали ни мокрые скатерти, ни крупноячеистые сетки на столах, ни специальные подвесные столешницы. И тут одному из мастеров–стекольщиков пришла в голову идея создания граненого стакана. Петр лично попробовал новый сосуд в руке, откушал полынной водки и велел запускать стакан «в серию». Емкость делалась из темноватого зеленого стекла и якобы редко билась от удара о палубу.

Впрочем, другие источники говорят о том, что автором идеи граненого стакана является знаменитый скульптор Вера Мухина либо даже легендарный автор «Черного квадрата» Казимир Малевич.

Но, согласитесь, байка красивая!

В Российском Императорском флоте существовал строжайший запрет на политическую деятельность. Причем «табу» это было скорее неформальным. Это, возможно, и обеспечивало его соблюдение.

Более того, даже те морские офицеры, что считались во флоте либералами, установленных неписаных правил, в большинстве своем, не нарушали. К примеру, выходец из более чем простой семьи вице–адмирал Степан Осипович Макаров[77] всегда прямо говорил о том, что армия и флот должны находиться вне политики. Дело вооруженных сил – стоять на страже своего Отечества, которое необходимо защищать вне зависимости от формы существующего строя. Более того, Макаров, считающийся в ряде книг советского периода чуть ли не «другом матросов», был убежденным монархистом и изрядным консерватором. К революционерам и революционной деятельности он относился без малейшей тени одобрения.

Не приветствовалось и то, что во все времена называлось «критикой системы». И если морской офицер все–таки, вольно или невольно, «срывался», то позже бывал крайне недоволен собой.

«…Не все офицеры были достаточно сдержанны и позволяли себе критику, которая на военном корабле, тем более в военное время[78], недопустима. К этим офицерам я причисляю и себя; так, раз под горячую руку на вопрос одного из офицеров, что из меня выработается, я ответил, что если систему не изменят, то я буду таким же никчемным офицером, как и остальные. Мне было потом досадно о сказанной фразе, потому что, в частности, ни к командиру, ни к старшему офицеру это не относилось», – писал позже в своих воспоминаниях контр–адмирал Георгий Карлович Старк.

Начнем с того, что офицер приносил присягу. В Морском Уставе Петра она звучала следующим образом:

«Я (имярек) обещаюся всемогущим Богом служить всепресветлейшему царю государю верно и послушно, что в сих постановленных, також и впредь постановляемых воинских артикулах, что иные в себе содержать будут, все исполнять исправно. Его царского величества государства и земель его врагов, телом и кровию, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях, какого оные звания ни есть, храброе и сильное чинить противление, и всякими образы оных повреждать отщусь. И ежели что вражеское и предосудительное против персоны его величества или его войск, такожде его государства людей или интересу государственного, что услышу или увижу, то обещаюсь об оном по лучшей моей совести, и сколько мне известно будет, извещать и ничего не утаить; но толь паче во всем пользу его и лучше охранять и исполнять. А командирам моим, поставленным надо мною, во все, где его царского величества войск, государства и людей благополучию и приращению касается, в караулах, в работах и прочих случаях должное чинить послушание, и весьма повелению их не противиться. От роты и знамя, где надлежу, хотя в поле, обозе и гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив непременно и верно, так как мне приятна честь моя и живот, следовать буду. И во всем так поступать, как честному, верному, послушному, храброму и неторопливому солдату надлежит. В чем да поможет мне Господь Всемогущий».