Надо было видеть лица Хияси, Мураками и Тотоми. Они прямо позеленели.

— Мне продолжать?

Следует отдать должное, справились они с собой быстро и все трое разом кивнули.

— Полученную селитряную смесь надо промыть водой, после чего выпаривать на железных сковородках, добавляя поташ и известь. Как только из смеси выйдет соль — раствор можно начать охлаждать в специальных чанах. В них-то и появятся кристаллы настоящей селитры.

— Господин, откуда вы все это знаете?! — Хияси просто сам выпал в осадок.

Что ж, придется врать. Надеюсь, это не всплывет.

— Секрет мне позавчера раскрыл христианский священник. Я требую, чтобы эта тайна осталась между нами, так как иезуит нарушил свою клятву перед богом и может быть за это казнен властями Кагосимы.

Все низко кланяются.

— Завтра, Хияси-сан, отправитесь к моему казначею и получите деньги на исследования. От похода я вас освобождаю, вашими самураями найдется кому командовать. Ваша война началась уже сегодня, когда я открыл секрет пороха. Поручаю также организовать пороховую палату, где доверенные самураи будут исследовать природу разных элементов, ставить опыты. Отберите для этого самых верных людей.

Еще порция поклонов — и «аристократ» уходит. Я уже порядком подустал и прекращаю прием. За окном опять барабанит дождь. Это хорошо, значит, будет урожай риса, ибо именно эти «сливовые дожди» питают рисовые поля. Несмотря на то что уже вечер, в комнате очень влажно, почти парная баня. Мокрая одежда липнет к телу, легким не хватает кислорода. Странно, раньше я этого не замечал. Спускаюсь принять ванну, Тотоми приносит свежее кимоно, я переодеваюсь, короткий ужин — и отправляемся спать. Так заканчивается мой третий день в средневековой Японии. В активе — верные вассалы, подавленный бунт, красавица-жена. В пассиве — кровь на руках, тоска по дому, предстоящая война. Не слишком ли тяжелый груз я на себя взвалил? Еще вчера можно было «соскочить», а теперь все, поезд ушел. На мне ответственность за семью и клан. И впереди тяжелые времена.

Путь воина есть решительное, окончательное и абсолютное принятие смерти.

Миямото Мусаси. Книга Пяти колец

Новый день — новые заботы. Сначала похороны дяди. Они проходят в присутствии всех военачальников дзикисидан и куни-сю, мацукэ, генерала, родственников. На кремацию пришли даже священник Родригес с айном. Церемонию проводит толстый буддийский монах в оранжевой сутане. Иезуит морщится, но терпит. После воскурения ладана и других ритуалов я поджигаю костер. Прощай, дядя. Пусть твоя душа покоится с миром или переродится в хорошего человека. Ну а если наверху ничего нет, желаю, чтобы из твоего праха выросла красивая сакура. А я буду любоваться ее цветением много-много лет.

После кремации брат складывает палочками для еды оставшиеся кости и зубы в урну. Почему-то особо важной частью тела считается подъязычная кость. Ее Хайра долго ищет в пепле, но все-таки находит. Меня все отговаривали сжигать забальзамированную голову дяди, но я не из тех людей, кто любит по ночам беседовать с останками врагов.

После похорон начался телёчёдикай — совет старейшин. На нем присутствовали генерал Хиро, пять капитанов, двое из которых пришли с тысячей самураев из замка Итихары, мацукэ Мураками, начальник моей охраны, брат и главы восьми семей из Симосы и Кадзусы. С четырьмя из них я уже тесно пообщался — Абэ, Хаяси, Арима и Хосима, а вот с Кано, Куродой, Мидзуно и Окочи — лишь успел обменяться парой дежурных приветствий. Семьи из Кадзусы привели с собой порядка восьмисот самураев — таким образом, провинция поставила в мое войско одну тысячу восемьсот бойцов. Итого армия дзикисидан плюс куни-сю — под пять тысяч человек. Негусто. Пока все рассаживаются, напряженно думаю, где взять еще солдат. Пробный шар с Аримой о дополнительной мобилизации крестьян прошел удачно, значит, надо распространить это решение на всех глав семей.

Телёчёдикай стартует с присяги, которую первым произносит генерал Хиро. Он опускается передо мной на колени, прижимает лоб к татами и клянется честью самурая и жизнью всей семьи служить верно мне и моему роду, громить врагов, выполнять мои приказания и умереть за меня, если удача отвернется от клана Сатоми. В зал входит секретарь Сабуро и вносит бумаги. Это написанный от руки текст присяги в трех экземплярах. Один для Хиро, другой для моего архива и третий… третий сжигают на жаровне, и пепел высыпают в чашку с водой. Генерал размешивает его и залпом выпивает. Хорошо, что до начала совета Тотоми успела меня просветить относительно процедуры. У японцев было в обычае записывать текст присяги на бумаге, которую клявшийся сжигал, а золу съедал или выпивал. Самураи верили, что в случае клятвопреступления зола превращалась в яд. Суеверие, конечно, но почему бы не использовать эти мифы на пользу себе?

Вслед за генералом ритуал присяги проходят капитаны, Эмуро Ясино, мацукэ, сам Сабуро, после чего все напряженно смотрят на регионалов. Первым выходит клясться старый Абэ и его сын, за ним Хаяси. Сегодня он уже выглядит как настоящий самурай, а не утонченный аристократ, — с мечами, косичкой. Сразу за Хаяси, аж столкнувшись, торопятся Арима и Хонда Хосима. Главам семей из Кадзусы ничего не остается, как также присягнуть мне на верность. А то воины-псы, которые теперь в моей гвардии и охране, тут же и покрошили бы их в винегрет.

Фу… Мысленно вытираю пот со лба. Полдела сделано. Элита моя! У остальных самураев они примут присягу уже без меня.

Дальше начинается собственно сам военный совет. И растягивается он на целых два дня! Казалось бы, первое выступление Мураками, которому доверили изложить разведданные, должно было настроить военачальников на деловой лад. И действительно, как сообщали агенты мацукэ, по всему Мусаси шла активная мобилизация. Дайме Нориката Огигаяцу точно так же, как и я, собирал самураев дзикисидан и куни-сю возле своей столицы. Однако, по сообщениям шпионов, которые постарались и пересчитали палатки в полевом лагере врагов, против нас собиралось никак не меньше десяти тысяч человек. Агент по кличке Ронин сообщал, что видел в городе отряды самураев Ходзе с огромными мечами нодати. Очевидно, сюзерен Огигаяцу прислал своим вассалам подмогу, и теперь нам противостоят два сильных клана.

Пять тысяч против десяти — думаете, военный совет начал обсуждать, как вести военную кампанию против превосходящих сил? Как бы не так. Началось натуральное местничество и борьба за влияние. Каждый из присутствующих взялся перечислять свои заслуги в деле защиты клана Сатоми, вспоминать победы отцов и дедов, похваляться результатами личных схваток с самураями Огигаяцу. Как оказалось, Япония — еще меньше, чем я думал, и все друг друга знают. В том числе и врагов. Например, Хонда Хосима кровожадно похохатывал над неким семейством Миуки, главе которого наш «автомобилист» в прошлую битву лично отрубил ухо. После боя ухо было подобрано, огранено в серебро и золото и выслано Миуки с насмешливым письмом, в котором Хонда советовал не терять важных частей тела, дескать, в следующий раз можно и более ценных органов лишиться. Завязалась переписка, цитировать которую начал Хосима. И подобная история обнаружилась у каждого (прописью — КАЖДОГО) из присутствующих на совете. Капитаны-касиры, главы семей знали в лицо своих врагов, их родословную, слабые и сильные стороны. Война в эту эпоху носила личный характер, где зачастую сам процесс был важнее результата.