Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тибор нащупал пульт. Пару минут ему пришлось выслушивать состояние дел на ведущих мировых биржах, в чем он абсолютно не разбирался, а вот последующий сюжет оказался весьма интересным.
«Сегодня, в восемь часов утра по пекинскому времени, – вещал диктор, – на краю пустыни Алашань, рядом с автономным районом Внутренней Монголии, являющейся провинцией Китая, – тут же появилось изображение географической карты Китая, где цветом была выделена область, о которой шла речь, – по неизвестным причинам разбился самолет «Фоккер-50», принадлежащий монгольской авиакомпании «МИАТ». Самолет, рассчитанный на пятьдесят пассажиров, следовал по маршруту Улан-Батор – Ганьчжоу. Данные о количестве людей на борту уточняются».
По нижнему краю телеэкрана бежала красная полоса с телетекстом и мигающей меткой: «Горячая линия!»
«Как сообщает наш корреспондент, несмотря на то, что аэробус врезался в землю практически у самого подножия Великой стены, никакого ущерба памятнику не причинено. Последнее крушение подобного самолета произошло в феврале две тысячи четвертого года, когда «Фоккер-50» иранской авиакомпании упал и разбился на территории Объединенных Арабских Эмиратов. В тот раз двоим пассажирам удалось выжить. Сейчас, по заявлению спасателей, выживших нет…»
Теперь стало понятно и возмущение Евы, и многое другое. То, что во сне он принял за верхушку горной гряды, оказалось Великой Китайской стеной. В остальном все сходилось до мелочей. Телеоператор успел показать крупным планом остатки хвостовой части самолета, где можно было различить тот самый непонятный иероглиф, который был монгольским символом, после чего китайский военный в камуфляжной форме заслонил камеру ладонью.
Самолет. Падение. Причины не установлены. Но Тибор знал, что послужило причиной! Вот только каким образом он смог увидеть это во сне и как это все связано с молнией на метеовышке, сколько ни думал, он так и не смог понять.
Бледный, с трясущимися руками, он поплелся в ванную, откуда услышал еще одно негодующее восклицание Евы, уже никак не относящееся к репортажу на канале Евроньюс:
– Дорогой, ты что, курил в постели?
Обескураженный таким вопросом, Тибор вышел из ванной прямо со щеткой во рту и понял кое-что еще.
На простыне Ева обнаружила дыру с неровными обугленными краями, в которую свободно можно было просунуть тюбик с зубной пастой.
Правая ладонь тут же отозвалась неприятной щекоткой, и он сжал руку в кулак. Щекотка прошла, а вот ощущение того, что он сходит с ума, – нет.
– Случайно щелкнул зажигалкой, – стараясь придать голосу беспечные интонации, ответил он.
А следующая «ночь двадцатый век фокс», как он стал называть их про себя, преподнесла сюрприз еще похлеще, и вовсе поставила его в тупик. Если это не сеанс ясновидения, думал он, как же назвать ситуацию, когда во сне видишь то, что произойдет через несколько дней? Как ливень топит улицы большого города, а град бьет витрины, на которых отчетливо различимы названия магазинов Копенгагена!
Я увидел это в понедельник, размышлял Тибор, надписи «Даниш Фуд», «Лидер оф Зееланд» и «Зунд-Сайд-Кафе». В воскресенье все произошло на самом деле. Ливень, град, сильный ветер, разбитые витрины, стекла авто, покрытые трещинами. В прошлый раз время совпадало, учитывая четырехчасовую разницу с Пекином. Теперь я заглянул на сто сорок восемь часов вперед. Что будет в следующем сне?
В третьем сне случилось два события, значение одного из которых он осознал спустя тринадцать дней. Молния попала в электростанцию, отчего целый город остался без света. Но это даже не было кошмаром, всего лишь наблюдением. Через тринадцать дней произошло то, чего Тибор не мог сделать раньше. Он почувствовал, что кокон стал ему тесен. Молнии податливо струились вдоль тела, не мешая, впрочем, видеть, что происходило вовне. Их близость перестала быть пугающей. Повинуясь какой-то смутной подсказке, Тибор встал во весь рост над миром и развел руки в стороны, разорвав эту тесноту. И в сон ворвалось ощущение величия. Не собственного, а – величия того фантома, внутри которого Тибор перемещался во снах над городами и странами.
Кокон исчез. Стал не нужен. Отыскав взглядом ближайшую возвышенность с одиноким деревом, Тибор вытянул и напряг пальцы, и из правой ладони, из всех пяти отметин, вырвался сноп огня. Молнии, сплетаясь в тугой жгут, ударили в дерево, развалив его на части. Через секунду на вершине холма, невзирая на ливень, пылал яркий костер и корчились, обращаясь в уголь, беззащитные ветви. Электростанция полыхнула чуть раньше, еще до высвобождения из кокона, и без его участия. В следующий миг Тибор проснулся, сразу же сжав пульсирующую ладонь, чтобы не видеть торжествующего малинового свечения и сбегающих вниз искр.
И эту простынь придется менять, понял он. Таиться не было смысла, и утром он рассказал Еве обо всем. О самолете, пикирующем к подножию Китайской стены, о разгуле стихии над Данией, об электростанции, которая на самом деле еще не знает, какая участь ей уготовлена, и о страшном даре, что пришел к нему во сне.
Выйдя на задний двор, спрятавшись за пристройку коттеджа, он крепко зажмурил глаза и, напрягая кончики пальцев, раскинул руки. Последовавшее за этим шипение сгорающей травы подтвердило страшную догадку. Этот дар перешагнул вместе с Тибором границу сна и яви.
«Остановка атомного реактора в результате попадания молнии произошла в японском институте атомной энергетики в городе Оараи. Энергоблок мощностью 30 мегаватт был заглушен в автоматическом режиме…»
Широкогрудый «Хайтон Флип» скользил по атлантической глади, оставляя за собой седые расходящиеся усы. Порт назначения – Бостон, где ему предстояло встать под разгрузку у специального терминала. Специфичность заключалась не в судне, а в его грузе. Издалека «Хайтон» напоминал плавучую обсерваторию с четырьмя белоснежными куполами над контрастно-черными бортами. В этих куполах не было ни телескопов, ни какого-то другого астрономического инструмента. Там, укрытый несколькими слоями изоляционного материала, заключенный в сферические мешки из специального сорта нержавеющей стали, глухо бродил сжиженный газ.
Рожденный на верфи в Южной Корее, «Хайтон Флип» являлся крупноразмерным перевозчиком природного газа, газовозом. Одной из его отличительных особенностей среди однотипных судов являлся огромный рисунок чуть приоткрытых человеческих губ на форштевне. Он словно целовал океанскую волну, одновременно пытаясь ей что-то сказать.
– Чжен, – инженер криогенных систем обратился к помощнику капитана. – На кой вам сдалась эта живопись?
При этом у инженера получилось «Джен», он не успел привыкнуть к правильному произношению корейских имен.
– Спросите у капитана, – лаконично ответил помощник, нервничавший из-за сбоя систем связи со спутником Инмарсат. Его английский был безупречен.