Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Истина в…
— In Vino Veritas28!
— Истина в вине, говорите? Вы про причину проступка или питие, как сыворотку правды?
— Игра слов-с…
— Так у нас всё — игра…
Осенняя хмарь водила дружбу с ночью и сумерками, а посему, хотя уже светало, об том нельзя было понять наверняка. Впрочем, наполненная догадками, нежданными подарками и внезапными радостями жизнь шла-таки своим чередом, и утро, наивное и прелестное в своей безыскусной простоте, под нежное шуршание погремушек рогоза играло на свирели полых трав сжатыми неплотно губами берегов рек.
Мелодия утра всегда одна и та же, всякий раз иная, похожая и другая, подбиралась наугад, по наитию, в такт биению сердца и с надеждами на лучшее, что не сбываются никогда. Сверяясь с теми, кто ещё жив, утро не пропускало ничего, даже самой малости, одного лишь намёка на дыхание. Точно так прислушиваются к окружающему миру младенцы, а трогая клавиши рояля, радуются навстречу звучанию или горько и безутешно плачут.
Отдавая весь свой пыл всему округ, за шорами тумана округе было видно лишь то, что совсем близко, у самых её ног. Ровный обрез кленового листа, мокрую насквозь песчаную тропинку, больше похожую на облизанный волной берег во время отлива.
Лишённые отражения облаков, безликие чёрные озёра луж чудились бездонными. Ступить в них казалось равносильно падению в пропасть, но дно их, противу ожидания, оказывалось довольно мелко, а пропасть могла лишь обувь, да подол одежд.
И ввечеру — под вой ветра, вплетённый лентой в волчью песнь, когда листва торопится позёмкой в никуда, а тени деревьев на занавеси мутного неба представляются серым дымом из труб, хмарь уступает ночи старшинство, признавая её несомненное право скрывать от небес всё, что творится на земле.
Не вопреки преданию, но в подтверждение ему, всякое тайное становится явным29, да только чаще всего в пустой след, когда уже всё равно, и давно уж нет тех, кого бы это откровение ободрило или вывело из себя. Однако в эту истину, как и в любую другую, верится с трудом.
Вечер середины сентября…
Был тёплый вечер середины сентября. Осень неважно выполняла свои обязанности, и вместо того чтобы приготовлять природу к возвращению зимы, с упорством недоросля напоминала об ушедшем лете. Так что на дворе стояла не просто тёплая, а даже немного жаркая погода, и окна в домах, особенно кухонные, оказались по большей части распахнуты, посему с улицы были хорошо видны занятия жильцов. А заняты они были приготовлением нехитрой, на скорую руку, снеди. Промывание макарон после варки холодной водой, отчего-то именно запомнилось лучше всего.
Макароны ели так или жарили на сковородке до хрустящей корочки, иногда их раздвигали в нескольких местах, делая нечто наподобие гнёзд, и вбивали туда яйца. Кто-то раскладывал непослушные, вертлявые макаронины по тарелкам, иные ставили сковородку на разделочную доску прямо посреди стола, и всё семейство тянулось за кушаньем, неизменно роняя по дороге малую толику на стол.
— Над хлебом, над хлебом держите! — Приказывала иногда хозяйка детям. — После вас хоть курицу на стол запускай, голодной не останется!
— Слушаться мать! — Кивал, поддерживая супругу отец, с хрустом откусывая от солёного огурца или закидывая приличный стожок квашеной капусты в рот…
Точно также было по всех квартирах любого из домов.
А мы с отцом, по причине всё той же необычно прекрасной погоды, вышли из трамвая за несколько остановок до дома, чтобы после вечерней тренировки пройтись пешком. Отец молчал, думая, как обыкновенно, про своё важное, а я болтал о малозначительной, утомляющей слух и сознание чепухе.
И когда основательно надоел отцу, он подвёл меня к одному из распахнутых окон на первом этаже барака, где ужинало семейство. Дружно, но не замечая друг друга, едоки склонились над столом. На порезанную местами клеёнку капало и с приборов, и изо рта, но на это никто не обращал внимания.
— Доброго вечера! Приятного аппетита! — Обратился отец к жующим, а потом повернулся ко мне, — Ты… Ты хочешь вот также вот?
Несмотря на то, что я был юн, вечно голоден, и не глядя проглотил бы как пустые макароны, голенькими, так и с добавкой растекающегося по зажаристым кусочкам желтка, я совершенно чётко понял, что речь не о еде, и не на шутку испугался. Глядя на отца, я замотал головой. Нет, я не хотел… так. Ни за что.
— Вот тогда и помолчи. — Кивнул отец в сторону окна. — Не мешай думать мне и побольше думай сам.
До дома оставалось всего ничего — две остановки, но они были самым длинным отрезком пути моего детства. Именно тогда я учился размышлять, взвешивать слова на весах значимости, ибо ветра, наполненного пустыми, зряшными фразами, было довольно и так. Они слетали с деревьев вместе с листвой, и падали на землю, где смешиваясь со слякотью, превращались в ничто…
Примечания
1
соловьи поют во время брачного периода, который у них происходит на Родине
2
понимать истинное значение, содержание, смысл чего-либо
3
соты
4
топинамбур, земляная груша
5
соблюдение очерёдности в отношении нанесения визитов
6
холод
7
стрекоза кровяная, лат. Sympetrum sanguineum
8
окрутить — обвенчать, выдать замуж, говорят как и о чете, так и мужчине
9
ласточки насекомоядны
10
ласточки насекомоядны
11
голубь кувыркун
12
жена доктора
13
Радужница, или Переливница большая, лат. Apatura iris
14
Бабочка дневной павлиний глаз, лат. Aglais io, ранее — Inachis io
15
лишённое тонкости, грубое, тяжеловесное
16
кожа, в скорняжном деле
17
спинка стула
18
М.Ю. Лермонтов
По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползет на берег,
Точит свой кинжал;
19
стирка без мыла
20
«Остров Сахалин» А. П. Чехов, 1891–1893 гг.
21
утренний мороз до восхода солнца, бывающий весной и осенью