Позже герцог признался, что смотрел на эту речь как на серьезную проверку результатов, которых добился под руководством Лога, и, успешно пройдя эту проверку, он достиг поворотной точки в своей карьере: наконец препятствие, стоявшее на его пути, стало уходить в прошлое[50].

Однако испытания, ожидавшие герцога в поездке, были совершенно иного масштаба. Он очень хотел бы иметь своего учителя при себе, но Лог отклонил это пожелание, подчеркнув, что умение рассчитывать на свои силы крайне важно для излечения. Попытки оказать давление на Лога были напрасны: он твердо стоял на своем, утверждая, что это было бы «психологической ошибкой».

Герцог, видимо, не затаил на него обиды за отказ, что явно указывает на понимание им важности самодостаточности. В день накануне отъезда он написал: «Мой дорогой Лог, я должен отправить Вам эти несколько строк, чтобы сказать, как я благодарен за все, что Вы сделали, помогая мне избавиться от моего дефекта речи. С Вашей неоценимой помощью мне удалось встать на путь исцеления, и я уверен, что если буду и дальше выполнять Ваши упражнения и инструкции, то уже никогда не вернусь в прежнее состояние. По крайней мере, я с уверенностью смотрю на эту поездку. Еще раз — большое спасибо»[51].

Герцог и герцогиня отплыли из Портсмута 6 января 1927 года. Король и королева провожали их на вокзале Виктория. Печальным в их отъезде было прощание с маленькой дочерью Елизаветой. «Мне было очень грустно в четверг, когда мы уезжали, — малышка так мило играла пуговицами на мундире Берти, что у меня просто сердце разрывалось», — позже писала герцогиня королеве[52]. Частые письма из дома с подробными рассказами о том, как растет дочь, слабо утешали их в разлуке.

Берти подавляла ответственность его официальной миссии. Двадцать шесть лет тому назад его отец, в то время герцог Корнуольский и Йоркский, торжественно объявил о создании федерации, открыв первую сессию парламента Британского Содружества в Мельбурне. Теперь его второй сын должен был последовать его примеру. «Вы впервые доверили мне поручение, связанное с делами Империи, и я могу заверить Вас, что приложу все силы, чтобы исполнение его принесло успех, на который мы все надеемся», — писал он отцу[53]. Твердо решив выполнить свою миссию наилучшим образом, Берти принялся за упражнения, подготовленные для него Логом. Он добросовестно следовал графику занятий, даже когда окружающие отдыхали в тропическую жару.

Они плыли в западном направлении с остановками в Лас-Пальмасе, на Ямайке и в Панаме. В письме из Панамы от 25 января герцог подробно описывает, как он выполняет упражнения для чтения и как трижды выступал с речами — один раз на Ямайке и два раза в Панаме, — и все они прошли удачно, несмотря на несносную жару. Герцог пишет:

С тех пор как я здесь, я ни разу не споткнулся ни на одном слове в разговоре, с кем бы я ни говорил. Для ежедневного чтения трудно находить время, но я это делаю в свободные минуты, особенно после физических нагрузок, когда у меня сбито дыхание. Это меня тоже не затрудняет.

Должен сказать, Ваше обучение дало мне огромный запас уверенности в себе, и, если только я буду продолжать занятия и не отвлекаться в предстоящие несколько месяцев, я уверен: Вы увидите, что я ничего не растерял. Я теперь уже совсем не думаю о дыхании; этот навык закреплен, и даже морская качка не сбивает мне дыхания при разговоре. Я стараюсь шире открывать рот и определенно чувствую, что он открывается более широко, чем прежде.

Вы помните, наверное, мой страх перед тостом «За короля!». Теперь я произношу его каждый вечер за ужином на борту. Он меня больше не пугает.

Письмо, как всегда написанное от руки, заканчивалось словами: «Искренне Ваш Альберт»[54].

Патрик Ходжсон, личный секретарь герцога, с таким же энтузиазмом извещал Лога об успехах его ученика. «Несколько строк (в очень сильную жару), только чтобы дать Вам знать, что Его Королевское Высочество отлично себя чувствует и улучшение его речи устойчиво, — писал он в середине февраля с борта корабля вблизи островов Фиджи. — Он очень хорошо выступил с речами на Ямайке и в Панаме, хотя, быть может, и с чуть большей неуверенностью, чем если бы Вы были рядом, но он вполне уверен в себе и чувствует себя много лучше, чем я ожидал, учитывая Ваше отсутствие»[55]. В заключение Ходжсон пообещал написать снова, когда на счету у герцога будет больше публичных выступлений.

Затем они отправились дальше на запад, к Новой Зеландии. На рассвете 22 февраля под проливным дождем они вошли через узкий пролив в бухту Уайтемата и в порт Окленда. Выступления, перспектива которых недавно страшила Берти, начались немедленно и всерьез — в первое же утро ему пришлось выступать трижды. «Последняя речь, в ратуше, была довольно длинной, и я вполне доволен тем, как ее произнес: я был совершенно уверен в себе и совсем не запинался, — написал Берти матери пятью днями позже из Роторуа. — Эффект занятий с Логом пока еще держится, но, конечно, если я устаю, мне пока становится тревожно»[56]. Следующие недели прошли в череде обедов, приемов, балов и других официальных мероприятий, во время которых герцог справлялся со своими обязанностями безупречно.

Единственное обстоятельство, грозившее неприятными последствиями, возникло 12 марта, когда герцогиня слегла с тонзиллитом и по совету врача вернулась в Веллингтон выздоравливать в Доме Правительства.

Сначала герцог думал отказаться от поездки по Южному Острову и вернуться вместе с ней в Веллингтон. Мучительно застенчивый по природе, он привык опираться на поддержку жены. Толпы встречали герцогиню с таким энтузиазмом (предвосхищая прием, который был полвека спустя оказан принцессе Диане, когда она с Чарльзом путешествовала по Австралии и Новой Зеландии), что Берти был убежден: люди желают видеть именно ее.

Герцог все же продолжил свою миссию и был приятно удивлен благодарным откликом на свое решение. Впечатленные таким самопожертвованием, толпы приветствовали его с особой теплотой. Когда 22 марта герцогиня вернулась на борт «Ренауна», он мог с немалой долей удовлетворения оглянуться на то, чего достиг, даже когда ее не было рядом.

Но главное испытание было еще впереди — в австралийской части визита, которая началась четырьмя днями позже, когда они сошли на берег в ярком солнечном блеске гавани Сиднея. Берти явно не пугало то, что ему предстоит. «У меня гораздо больше веры в себя, и я не мучусь мыслями о предстоящей речи, как раньше. Я знаю теперь, что надо делать, и это знание уже не раз помогало мне»[57].