Зина выскочила из комнаты, буквально перемахнув через подоконник, и, пробежав через двор, прижалась к стене в заборе. Выглянув на улицу, она увидела, что по ней бежит человек. Это был мужчина в белом халате. С ужасом она узнала того самого врача из морга. Буквально наезжая ему на пятки, по улице двигался черный автомобиль.

Завернув с переулка, он ехал очень медленно, было понятно, что человек в белом халате никуда не денется, он был в страшном положении — узкий переулок, по обеим сторонам глухие заборы… Бежать некуда. У Зины вдруг мелькнула страшная мысль: автомобиль просто хочет задавить человека. Именно так все выглядело со стороны.

Отогнув доску в заборе, ту самую, через которую она влезла в заброшенный дом, Зина высунулась наружу и закричала что есть сил:

— Эй! Бегите скорей! Сюда!

И он услышал. Его перекошенное ужасом лицо повернулось в ее сторону. Зину поразило выражение отчаяния, отчетливо различимое в глазах этого не молодого уже человека. Было ясно, что человек этот находится буквально на грани сумасшествия. Услышав ее голос, он чисто машинально бросился на него. Автомобиль остановился. Мужчина поравнялся с забором. Все в душе Зины замерло. Подчиняясь какому-то странному предчувствию, которое никак не могла бы себе объяснить, она метнулась к дому и прижалась к стене с осыпавшейся штукатуркой.

И тут раздались выстрелы — один, другой, третий. Зина зажала руками уши, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать.

Затем все смолкло. Было слышно урчание мотора, скрип шин. Затем все звуки стали отдаляться — все дальше и дальше, пока не установилась какая-то совсем мертвая тишина. Только лишь тогда Зина рискнула отделиться от стены и подойти к забору. Она выглянула на улицу. Мужчина в белом халате лежал возле самого забора, рукой касаясь прогнивших досок. Быстро выбравшись наружу, Зина перевернула его на спину.

Он был еще жив. Но жить, по всему, ему оставалось недолго. Пули прошли навылет. Из ран хлестала кровь, попадая на руки Зины.

На губах его запеклась кровавая корка. Как странно, что жизнь не покинула его сразу, удивилась Зина, но как врач она увидела, что ничего уже сделать нельзя. И тут глаза мужчины открылись. Зине вдруг показалось, что он уставился прямо на нее с полным сознанием.

— Убили… — Голос звучал так тихо, что слова едва можно было разобрать, — я знал…

— Кто это сделал? Кто в вас стрелял? — Зина опустилась на колени рядом с раненым, поддерживая ему голову и не давая крови прилить к мозгу.

— Мертвое молоко… — прошептал он, — Андрей узнал… Мертвое молоко.

— Андрей Угаров? — Зина машинально подняла ему голову выше. — Вы меня слышите? Что узнал Андрей?

— Мертвое молоко… — Глаза несчастного остекленели, с губ его сорвался хрип, а по телу прошла короткая судорога. Вытянувшись, он застыл у нее на руках…

В квартире все спали, всё было погружено в сон. Пальто Зине пришлось нести в руках — оно настолько было испачкано кровью, что было ясно — его придется выбросить, все равно она не смогла бы его надеть. И тем не менее Зина почему-то его все же несла, хотя могла сразу оставить на месте, ну или просто бросить в своем дворе.

После смерти врача Зина едва ли осозновала, что происходило дальше. Во всяком случае она помнила, как бросилась бежать, не видя дороги, не глядя перед собой. Она все время боялась, что вернется черный автомобиль. Эта мысль наполняла ее до сих пор не испытываемым ужасом. И даже темные закоулки ночной Слободки ее теперь пугали меньше, чем эта машина смерти и выстрелы, звучащие в темноте.

Так, убегая от выстрелов, Зина каким-то странным образом попала в район Слободского кладбища. И тут с ней поравнялся хлебный фургон. Это было настоящим подарком судьбы. Она буквально бросилась наперерез машине. Пожилой водитель согласился подвезти ее до города. По дороге он не приставал с расспросами и даже отказался взять деньги. Только уже поравнявшись с Соборной площадью, спросил, не надо ли подвезти ее к отделению милиции — он заметил кровь на рукаве платья и на руках Зины.

Не отводя глаз, она каким-то чудом убедила водителя, что все в порядке, что просто упала по дороге и поранила руку. У нее подкашивались ноги, и она с трудом добралась до дверей своей квартиры. А еще страшных усилий ей стоило пробраться по притихшему коридору в свою комнату и, тщательно заперев за собой дверь, рухнуть на пол, прислониться к стене и остаться так сидеть.

Врача убили вовремя — Зина не могла не признать этого. Он просто слишком много знал. Еще когда она пробиралась к заброшенному дому, покинув больницу, у нее мелькнула мысль найти этого патологоанатома, делавшего вскрытие женщины, и как следует его расспросить. Пустить в ход уговоры, угрозы, деньги в конце концов, но все же узнать, как труп убитой женщины мог попасть в психиатрическую больницу и что этот врач знает обо всем этом.

Зина помнила абсолютно весь разговор врача с людьми в форме. Судя по всему, у убитой женщины был муж, и он, похоже, тоже был мертв.

Кто их убил, зачем? Причастно ли к этому НКВД? И если муж женщины убит, где его труп? Какое отношение Андрей Угаров, ее прежний жених и единственная любовь в жизни, имеет к этой истории? Куда исчез сам Андрей? Жив он или от него избавились, как от того врача? Кто подбросил труп женщины в ее комнату, зачем это сделали? И как его незаметно вынесли из огромной коммунальной квартиры, в которой проживает девять семей? Какое отношение ко всему этому кошмару имеет маленький пациент Андрея, которого жизнь или люди отправили в состояние жестокого психиатрического ступора? Куда делся он из больницы? Кто его забрал, а главное, куда? Что означают последние слова убитого врача: «мертвое молоко»? Какое молоко можно считать мертвым — отравленное? Это аллегория, галлюцинация, простонародное название травы?..

Этих вопросы буквально разрывали голову Зины. И ни на один из них у нее не было ответа. Мало того — вопросы множились. Внезапно она подумала: а вдруг это просто фантастический сон. Может, просто нужно ущипнуть себя, облить холодной водой, громко крикнуть, так, как кричали в средневековье: «Изыди, Сатана!» — и всё?

Зина тихонько пробралась в ванную, умылась ледяной водой. И тщательно стерла кровь убитого врача с рук, почти до ран натирая кожу кусочком пемзы. Но ничего не прошло. Все оставалось по-прежнему. Ни холодная вода, ни боль саднящей кожи не помогли.

Зину страшно мучила мысль, что она стала свидетельницей убийства. Ведь патологоанатом был застрелен буквально на ее глазах. Но пойти в милицию и заявить об убийстве она не могла. Как она объяснила бы, что делала в три часа ночи в таком глухом месте, как полузаброшенный переулок Слободки? Оставалось затаиться и молчать. Зине было очень страшно.

Начало светать. Нужно было собираться на работу. Кое-как позавтракав (к счастью, по утрам обитатели квартиры были сонными и злыми и не вступали в разговоры), она переоделась и вышла из дома, прихватив с собой шприц, найденный в больнице.