Ладно, философские рассуждения оставим до Победы. Как говорится, «в шесть часов вечера после войны». Кстати, хороший фильм…

Ракитин выбрался на крышу и сменил пистолет-пулемет на бинокль и ракетницу. Отсюда подступы к главному входу к театру просматривались достаточно хорошо. Запустив пару осветительных ракет, Виктор начал корректировать огонь снайперов, засекая вспышки выстрелов противника. «Ворошиловские стрелки» прикрывали бойцов, которые прорывались к немецкому танку.

– Слева, метров триста – пулеметный расчет за обломками грузовика. Подавить!

Винтовки Мосина с оптическими прицелами и с глушителями «БРАМИТ» были прообразами современных «высокоточных инструментов войны», таких, как знаменитый ВСС «Винторез». Сама по себе «мосинка» являлась достаточно точным и убойным оружием, «валила» врага на дистанции до двух тысяч метров. А на дальности от четырехсот до восьмисот метров советские снайперы били фашистов наповал!

Несколько точных выстрелов, и залегший за углом здания пулеметный расчет оккупантов уткнулся в покрасневший от крови снег. Maschinengewehr-34 едва только успел сделать пару пристрелочных очередей. Меткие пули «ворошиловских стрелков» настигли еще одного «фрица», который вздумал подползти к пулемету. Вместо Железного креста, который он, видимо, рассчитывал получить за храбрость, советские снайперы «наградили» гитлеровца деревянным, из русской березы.

Чешский танк с крестами на клепаной башне довольно шустро маневрировал по площади перед «театром-трактором». Его пулеметы длинными очередями стреляли по стенам, выбивая бетонную крошку. Изредка грохало 37-миллиметровое орудие. Но даже снаряды танковой пушки не могли продолбить довольно толстые стены здания.

Виктор Ракитин продолжал руководить боем, обнаруживая новые цели и подсвечивая подступы к театру сигнальными ракетами. Вот излишне ретивый вояка выскочил из-за укрытия и прицелился в прорывающихся к танку смельчаков.

– Справа за оградой, метров двести, – определил дальность по масштабной сетке бинокля Ракитин. – Огонь по готовности.

– Всегда готов, как пионер! – Над ухом грохнул выстрел из «мосинки».

Немецкий стрелок повалился навзничь, его винтовка отлетела в сторону.

Между тем два смельчака ползком, по-пластунски, подобрались к угловатому чешскому танку с паучьими крестами. У одного из бойцов была в руках бутылка с горючей смесью, а у другого – связка гранат.

– Сосредоточить огонь на пехоте, не давайте «фрицам» высунуться! – Ракитин дал несколько длинных очередей из пистолета-пулемета Дегтярева. Остальные автоматчики присоединились к командиру. Более легкие пули «ТТ» летели дальше и по более пологой, настильной траектории, чем девятимиллиметровые, немецкие. Они выбивали снежные фонтанчики, с визгом рикошетили от мостовой. К тому же пистолетов-пулеметов «MP-40» было в боевых порядках немецкой пехоты относительно немного. Гитлеровцы залегли за укрытиями и отвечали частым огнем из винтовок. Приблизиться к театру под убийственно-точный огонь советских солдат «фрицы» не решались. Чадно горели остовы двух грузовиков «Опель-Блитц».

Чешский «Panzerkampfwagen-38(t)» пошел вперед, расстреливая главный вход. И в этот самый момент ему под гусеницы полетела связка гранат. Взрыв разбил стальные траки, и стальная лента с лязгом развернулась на мостовой. Танк замер, и тут же ему на корму – прямо на жалюзи моторного отделения – упала и растеклась жидким пламенем бутылка с «коктейлем Молотова».

Из раскрытых люков полезли танкисты – прямо под огонь пулеметов на крыше театра. Ни одному не удалось уйти.

Двое смельчаков побежали обратно. Но немецкие пули оказались быстрее. Рядовой Ярославцев вскрикнул – Виктор видел в бинокль, как он всплеснул руками и упал ничком. Его товарищ отстреливался, пытался прорваться к телу друга, но и его настигла вражеская пуля. Он упал, все еще живой. В руке – бутылка с горючей смесью.

– Иван, сдавайс! – самодовольные гитлеровцы попытались взять красноармейца живьем. Они окружили тяжелораненого бойца, наведя на него стволы винтовок.

А через мгновение на этом месте взвился в морозный ночной воздух огромный факел пламени! Он поглотил не только отважного красноармейца, но и гитлеровцев. Казалось, это взорвалось огнем сердце русского солдата!

– Вечная память вам, ребята!.. – прошептал Виктор Ракитин вмиг пересохшими губами.

Видя такую страшную картину, и уцелевшие гитлеровцы попятились, начали отходить с площади. Здесь, на Восточном фронте, солдаты Вермахта, прошедшие с победами всю Европу, впервые столкнулись с «нецивилизованной войной». Русские, которых гитлеровцы презирали и считали «недочеловеками», продемонстрировали такую отвагу и самопожертвование, которое больше не встречалось нигде! Это не была знаменитая «прусская железная стойкость», рожденная изнурительной, нечеловеческой муштрой, когда солдат превращают в живые, бездумные механизмы для исполнения приказов. Это не был обреченный фатализм и фанатизм японских камикадзе. Самопожертвование русского солдата было абсолютно осознанным. «За Родину-мать!» – этот образ стал воплощением той – самой сильной, самой нежной и самой строгой материнской любви.

* * *

Временное затишье продолжалось недолго. С тыла театра раздалось частое тарахтенье «Максима», взлетела осветительная ракета, оттенив на снегу группу гитлеровцев, которые попытались совершить обходной маневр. А теперь, изорванные пулями, лежали среди сугробов.

Одновременно ударили расчеты трофейных пулеметов «MG-34» на крыше театра и на боковых спонсонах-«гусеницах». Они выкосили немецкую пехоту, заходившую с фланга. И эта атака была отбита с большими для немцев потерями.

Но справа, на перекрестке Большой Садовой и Театрального проспекта, немцы выкатили шестиствольный реактивный миномет «Nebelwerfer». Это орудие представляло исключительную опасность для защитников ростовского «театра-трактора». Реактивный «Небельверфер» стрелял тридцатикилограммовыми снарядами на расстояние до семи километров. Сейчас позиции шестиствольного миномета находились вне зоны обстрела. Только снайперы с винтовками Мосина могли попытаться «достать» расчет «Небельверфера». А вот гитлеровцы могли обрушить огневой вал 150-миллиметровых реактивных снарядов со скоростью один выстрел в две секунды. И что самое гадостное – по навесной траектории…

– Ложись! – успел прокричать старшина Ракитин.

После чего уши заложило от протяжного воя и свиста 150-миллиметровых реактивных мин. «Nebelwerfer», в отличие от советской «катюши», не отличался большой дальностью, вот только в городской застройке этого и не требовалось. А вот та самая, «злая» траектория по крутой дуге и достаточно мощный заряд в сочетании с залповой стрельбой делали немецкий шести-ствольный миномет опасным оружием в городском бою. Три мины легли с перелетом, метрах в двухстах за театром. С визгом полетели осколки, высекая искры из бетона. Укрытый за мешками с песком пулемет «максим» своротило набок, а его расчет оглушило ударной волной. Хорошо еще, что деревья вокруг театра приняли на себя удар – острые кусочки раскаленного металла и взрывная волна превратили парк вокруг театра в бурелом.