* * *

Какое это было веселое приключение – собирать утиль! Дети бродили по вымощенным булыжниками переулкам, заглядывали в двери каменных домов со сланцевой черепицей, похожей на рыбью чешую! В Сауэертуайте было полно тайных тропок, которые выходили на широкую рыночную площадь. Магазины теснились вдоль улиц: арочные входы и окна-эркеры, как из книги волшебных сказок. На здании муниципалитета висели плакаты с призывами покупать облигации сберегательного займа, в витринах выставлялись афиши с предупреждениями о том, что «неосторожная болтовня» может сыграть на руку врагу, но никаких бомб, никаких убежищ. Не то, что в Чадли.

Пегги, Глория и Мадди были в команде Грега. Собирали газеты и банки из-под джема. Пегги была очень толстой. Всегда пыхтела и не любила катить тележку. Глория вечно убегала, чтобы поглазеть на витрины, так что большая часть тяжелой работы падала на Мадди и Грега: им приходилось удирать от собак, стучать в двери, опередить другую команду и собрать больше утиля. Команда Большого Брайана Партриджа часто действовала нечестно, забиралась в магазины через черный ход, таскала картонные коробки, а Митч Браун и Энид ошивались в пабе «Три Танс» и таскали оттуда бутылки. Мисс Блант любила, чтобы они весь день держались подальше от «Олд Вик» и были чем-то заняты, независимо от погоды.

Мадди нравилось готовиться к школьному рождественскому концерту в церкви, делать втайне подарки для стариков. Теперь, когда мама и папа вернутся домой, Рождество будет идеальным. Только одно обстоятельство все портило.

Прошлой ночью ей опять приснился кошмар: грохот, вспышки и горящий паб, и она бежала, чтобы спасти родных, но не успела, а потом проснулась, и постель опять была мокрой.

Тетя Плам с самого первого случая застелила матрац клеенкой и велела Мадди не волноваться по этому поводу. Но она проснулась с плачем и все еще плакала, когда тащила простыню и пижаму в ванную, чтобы замочить в раковине. Из-за нее беженкам приходится выполнять лишнюю работу, а ведь идет война, и она не имеет права обременять людей. Потом она в темноте прокралась назад, держась за дубовые перила, свернулась клубочком, прижав к себе панду и твердя, что нужно быть храброй.

Тишина за окном сначала пугала. Но она научилась слышать ночные звуки: блеянье овцы, уханье совы, жужжание самолета или грохот ночного экспресса вдалеке. Ей повезло жить в тепле и безопасности, но пока не вернутся мама и папа, это место никогда не станет ей домом.

Старое здание было по-своему дружелюбным, заваленным тростями, подушками, пахнувшими псиной. Здесь было много комнат, заколоченных или запертых, чтобы сэкономить на отоплении. Солнце било в пыльные стекла, но почти не грело.

Иногда она возвращалась из школы по Аллее Слез, гадая, пинал ли папа свой рюкзак, как она сейчас? Почему он никогда сюда не приезжал?

Должно быть, это имело какое-то отношение к маме, потому что она была из простой семьи и неправильно говорила «ванна», зато мама была прекрасна и пела, как птичка деряба. Когда Мадди вырастет, тоже выйдет замуж за того, кого полюбит, каким бы бедным он ни был. Лишь бы оказался добрым и красивым. Он не обратит внимания на ее длинные ноги и некрасивое лицо с косым глазом, который, несмотря на все усилия, похоже, не собирался выправляться. Мадди не хотела делать еще одну операцию. Последняя, которую делали в Чадли, совсем не помогла.

Тетя Плам обещала, что, когда все немного утрясется, Мадди повезут в Лидс, к специалисту, который раз и навсегда вылечит ей глаз. Но сейчас, пока идет война, все лучшие хирурги – на фронте, и придется подождать, пока наступит мир.

Здесь так спокойно. Война не затронула Сауэртуайт, и, будь бабушкина воля, о ней здесь даже не слышали бы.

Мадди коснулась коры тополя дяди Джулиана. На удачу.

* * *

Глория Конли бегала по игровой площадке и пела: «Маленький сэр Эхо, как вы поживаете?» Ее только что выбрали солисткой школьного концерта, и мисс Брайс сказала, что у девочки чудесный голос. Скорее бы наступило Рождество!

Она не обиделась на то, что ее выставили из Холла. Потому что теперь у нее и Сида появились собственные тетя и дядя, и все благодаря уху Сида.

У него началось гнойное воспаление, и теперь он совсем ничего не слышал этим ухом. Когда пришли из органов опеки, чтобы их забрать, мисс Плам объяснила, что мальчик очень болен и его нельзя трогать. Потом миссис Батти спросила мисс Плам, не захотят ли дети жить с ними. Какое облегчение! Как молилась Глория, прося Господа не возвращать их на Элайджа-стрит! Она надеялась, что Создатель поймет, почему ей пришлось нагло врать, что дядя Сэм, упокой, Боже, его душу, избивал их, и бедная мама посадила их на поезд, чтобы спасти. Конечно, в глубине души Глория сознавала, что все это ложь. Но разве правда лучше? Правда о том, что даже родной матери они не нужны.

В первое утро она проснулась в Бруклин-Холле и подумала, что умерла и попала на небо, где есть чистые простыни и пижамы с толстыми рубашками в шахматную клетку и вельветовыми штанишками. На завтрак была клейкая овсянка. Зато потом дали горячий тост, с настоящим маслом и джемом.

Все кудахтали над Сидом, пока ему не стало легче. Глория мечтала навсегда остаться в большом доме. Но пришлось довольствоваться коттеджем Батти, хотя это тоже неплохо.

Миссис Батти стирала и гладила белье в Холле. В сарае у нее стоял большой медный бойлер и железный каток, который она вращала сильными руками. Она часто готовила густое рагу из кроликов и дичи, которую мистер Батти «находил в лесу». Охотничий коттедж был маленьким, но чистым, и старики позволяли детям бегать по лесу и играть с другими вакки после школы.

Даже в школе дела шли лучше, чем она смела надеяться. Чтение и письмо потихоньку продвигались, и Мадди иногда позволяла ей смотреть в учебнике, как пишутся трудные слова. Теперь Глория вполне успевала. Но ей было далеко до мисс Белфилд.

Тревожило ее только то, что констебль Бертон послал кого-то найти маму. Теперь ей грозили крупные неприятности. Глория молилась, чтобы у мамы было время забрать их или приехать сюда жить. Она так и не могла до конца поверить, что мать просто сунула их в поезд и ушла. Зачем? Глория не хотела возвращаться на булыжные мостовые, в темные углы города, особенно теперь, увидев Бруклин-Холл.

Именно мисс Плам объяснила, что мама больше не живет на Элайджа-стрит, и никто не знает, куда она исчезла.

– Боюсь, теперь ее не найти. Но не волнуйся, Глория. Скоро она приедет за тобой, – добавила она.

Как могла Глория объяснить, что она ничуть не волнуется, наоборот, очень даже рада! Старая миссис Белфилд заявила, что их следует отправить в приют, поэтому Глория рыдала и кричала, и ей стало так плохо, что бабушка Мадди смягчилась и сказала, что «они могут остаться, пока не найдут чего-то более подходящего».

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: старая миссис Белфилд считает, что она недостаточно хороша для того, чтобы делить постель с ее внучкой. Она Белфилдам не родня. Но мисс Плам сказала, что Глория может приходить и играть с Мадди в любое время.