думе, о которых писалось во всех газетах. Часть гласных, принадлежащих к черносотенцам, требовала немедленного изъятия отведенной курсам земли и отдачи директора под суд за незаконный залог дарственного земельного участка. С левой стороны гласные, наоборот, посмеиваясь, кричали в ответ:

— За что тут судить? Все так делают!

— Молодец директор!»

В 1908 году были построены и оборудованы два первых здания: физико-химический корпус и анатомический театр. Потом началось возведение аудиторного корпуса с читальнями и библиотекой. Он стал одним из красивейших в Москве.

Чаплыгин всячески поддерживал инициативу коллег. В частности, именно на курсах родился Дарвиновский музей.

Феноменальная память позволяла Сергею Алексеевичу, не прибегая к записным книжкам, держать в голове массу самых разнообразных сведений, что также способствовало росту его авторитета как руководителя курсов. Особенно изумляла слушательниц его способность знать их по фамилиям и в лицо и никогда не путать.

Екатерина Владимировна не осталась в стороне от новых хлопотных забот мужа, разделяла их, помогала Сергею Алексеевичу. Еще в Мерзляковском переулке она организовала дешевый буфет для курсисток. Затем стала собирать пожертвования на нужды курсов, устраивала концерты в их пользу. Примечательно, что в числе пожизненных членов — учредителей общества доставления средств значились С. В. Рахманинов и Ф. И. Шаляпин.

С курсами оказалась тесно связанной и Ольга Чаплыгина. По настоянию отца она вместе с дочерью Жуковского Еленой занималась на физико-математическом факультете. Впрочем, изучение математики оказалось не ее уделом. Ее неудержимо привлекал балет. Пришлось Ольге выдержать немало домашних сражений, прежде чем отец свыкся с мыслью, что будущее дочери — сцена.

Курсы росли, развивались, молва о них разносилась по всей Москве. Чаплыгин за кучей неотложных дел не забывал следить за бытом курсисток. Скупые строки отчетов общества доставления средств дают некоторое представление об этом.

Отчет за 1908 год. Общежитие функционировало нормально. Число живущих возросло до 63 человек. Пополнилась библиотека общежития. Трем слушательницам выдавалось ежемесячное пособие. Выдано 900 бесплатных и 1317 полубесплатных обедов. За 7 слушательниц внесена плата за обучение, 11‑ти выданы единовременные пособия.

Отчет за 1909 год. Были устроены танцевальные костюмированные вечера. Выданы даровые билеты в театр Корша и концерты кружка любителей русской музыки. Плата внесена за 40 слушательниц.

Отчет за 1911 год. Плата была внесена за 57 слушательниц.

Сергей Алексеевич привлекал к преподаванию лучшие научные силы Москвы. Он участвовал в разработке учебных планов, помогал оборудовать лаборатории, кабинеты. В качестве примера можно привести кабинет минералогии и кристаллографии. Близкий Чаплыгину по духу Владимир Иванович Вернадский буквально преобразил кабинет, встречая всемерную поддержку директора курсов. Кабинет вырос из одной более чем скромной комнаты. В нем появились модели кристаллов, оптические приборы. Уже в 1909 году курсистки практически изучали явления кристаллизации, работали с физическими приборами, изучали минералогические коллекции. Рос и бюджет кабинета. Если вначале он составлял сто рублей, то спустя несколько лет вырос до одной тысячи трехсот семидесяти пяти рублей.

Активно действовал естественнонаучный кружок. Скажем, летом 1912 года слушательницы уезжали в экспедиции — в Туркестан, Бухару, Абхазию, Дагестан, где собирали богатейшие минералогические и ботанические материалы, вели геологические изыскания в Пермской губернии.

ГРАЖДАНИНОМ БЫТЬ ОБЯЗАН

Организаторские и хозяйственные способности Чаплыгина стали, пожалуй, откровением для него самого. Чем дальше, тем больше увлекался он новой сферой деятельности. Без преувеличения огромное строительство, не говоря уже о других делах, лишало Сергея Алексеевича возможности вести преподавание в прежнем объеме. Сергей Алексеевич постепенно отказывается от лекций в Межевом институте, Техническом и Инженерном училищах. Не покинул он лишь университет, покуда не произошли памятные события 1911 года, о которых чуть дальше.

Ощущал ли он внутреннюю потерю вследствие отхода от активного преподавания? Считал ли его своей стихией? Думается, на оба вопроса можно дать отрицательный ответ. Так что жертва оказалась не слишком большой.

Умение живо раскрыть перед аудиторией смысл того или иного явления, увлечь студентов — особый дар. Тем более когда речь идет о такой дисциплине, как механика. Таким бесценным даром обладал учитель Сергея Алексеевича. Чаплыгин оставался все-таки более ученым, нежели преподавателем в отличие от Жуковского, счастливо сочетавшего и то, и другое. Вывод не следует понимать буквально — Чаплыгин читал лекции своеобразно и по-своему мастерски. Но к учебной деятельности меньше всего лежало его сердце. Его научный биограф пишет: «Читая курс, Чаплыгин никогда не стремился к особой популярности. Он не любил также общих рассуждений, никогда не отвлекался в сторону по поводу возможных построений существующих теорий, их приложений или возможной замены другими идеями и направлениями. Не касался он и истории развития науки. Курс носил чисто аналитический характер: он обычно не применял геометрические соображения в тех местах, где можно было сравнительно просто изложить предмет чисто аналитически. Но лекции его выделялись мастерским подбором материала, необычайной лаконичностью и замечательной последовательностью изложения. В немногочисленных написанных им учебниках, а также в изданных студентами под его наблюдением записях его лекций эта сжатость и лаконизм изложения особенно заметны. Естественно, что такой метод изложения требовал от слушателей большого напряжения внимания, большой самостоятельной работы над литературой предмета и хорошей общей подготовки».

Сергей Алексеевич читал механику третьекурсникам университета до февраля 1911 года, когда разразились события, потребовавшие от профессуры, в том числе и от Чаплыгина, немалого гражданского мужества.

После черных дней реакции оживилась революционная борьба пролетариата. В Москве прошла крупная тачка текстильщиков. Не осталось в стороне и студенчество. Газеты сообщили о смерти Льва Толстого, и тут же в университете состоялась многотысячная студенческая сходка. Спустя несколько дней студенты участвуют в уличных демонстрациях в связи со смертью властителя дум передовой русской интеллигенции. Часть из них арестовывают. Новая сходка требует освободить товарищей. Не успели стихнуть эти волнения, как последовали новые выступления молодежи — резонанс на истязания политических заключенных в тюрьмах Вологды и Нового Зарентуя. Многие студенты исключаются из университета, проводятся обыски и аресты. По малейшему поводу вызывается полиция. Потом следует запрещение всяких сходок.

В такой обстановке начался 1911 год. В последних числах января, несмотря на категорический запрет министра народного просвещения Кассо, махрового реакционера, близкого к черносотенным кругам, студенты решили объявить забастовку. На экстренное заседание собрался совет университета. Ректор А. А. Мануйлов занял двоякую позицию. С одной стороны, администрация старалась выполнять предписания властей о строгом наказании студентов, участвующих в волнениях. С другой стороны, он заявил: вмешательство полиции в университетские дела создало «совершенно необычайное положение».

Экстренное заседание длилось несколько часов.

— Мы бессильны обеспечить возобновление нормального хода занятий, — в конце концов признал ректор.

После бурных