этот раз его домохозяин.

— Понятно. Какое новое безобразие устроил Публий Клодий?

Клодий владел трехэтажным домом на нашей улице, в котором Целий снимал себе жилье. Тридцати с небольшим лет и безупречного патрицианского происхождения, Клодий в последние годы заставил себя бояться, заработав репутацию возмутителя черни, ловко использующего настроения толпы. Это он, будучи трибуном, явился неофициальным вдохновителем римской экспансии на Кипре, необходимой для финансирования его плана по раздаче хлеба римской бедноте. Будучи когда-то в дружеских отношениях с Цицероном, он почти в одиночку запустил в действие механизм, приведший к изгнанию знаменитого оратора, и считался теперь самым отъявленным врагом Цицерона. В политике Клодий придерживался тактики грубости, отличаясь безжалостностью и зачастую жестокостью. Подобно тому как люди типа Целия ломали всякие границы допустимого в ораторских выступлениях на суде, люди вроде Клодия переступали всякие пределы в деле политического запугивания. Неудивительно, что отношения этих двоих простирались дальше, чем принято между хозяином жилья и его арендатором. Они часто становились политическими союзниками, будучи к тому же соединены и более личными отношениями. Ни для кого не было секретом, что Целий являлся любовником или по крайней мере одним из любовников овдовевшей старшей сестры подстрекателя городской черни Клодии.

— Ну, сама я этого не видела, но слышала, как об этом рассказывали на рыбном рынке, — произнесла Вифания с видимым удовольствием. — Говорят, что Помпей шел по форуму со своей свитой, направляясь к началу какого-то судебного разбирательства.

— Не о разбирательстве ли по поводу обвинения Милона, сторонника Помпея, в нарушении общественного порядка идет речь?

Вифания пожала плечами.

— С Клодием в качестве обвинителя? — добавил я.

— Да, пожалуй, потому что Клодий как раз находился там с большим количеством своих сторонников, в числе которых, по-видимому, было много отъявленных забияк.

Назвать печально известную шайку смутьянов под предводительством Клодия «забияками» означает недооценить их. Речь идет о хорошо вооруженных представителях низших слоев города, часть из которых служила Клодию за деньги, другие имели перед ним обязательства иного рода, а третьи присоединились к нему добровольно, чтобы удовлетворить свою страсть к насилию.

В том, что такой человек, как Клодий, обвиняет кого-то в нарушении общественного спокойствия, нельзя было не увидеть иронии, но на этот раз обвинение в определенной мере было справедливо. Обвиняемый Милон располагал собственным отрядом отпетых негодяев, готовых устроить любое неистовство на улицах в поддержку какой-нибудь политической партии, к которой их хозяину случится примкнуть в этот момент. Тогда как великие мужи — Помпей, Цезарь или Красс — соперничали друг с другом в поднебесных сферах финансовой политики и воинской доблести, добиваясь господства над миром, Клодий и Милон боролись друг с другом за право сиюминутного господства над улицами Рима. Более великие силы объединялись с силами низшего порядка для достижения собственных целей и наоборот. В настоящий момент Милон представлял в Риме интересы Помпея, поэтому Помпей должен был выступить в суде в его защиту. Клодий, чьей бы стороны он ни держался — Цезаря, Красса или своей собственной, затеял дело против Милона, казалось, с исключительной целью нанести удар Помпею. По-видимому, Клодий решительно намеревался воспрепятствовать попыткам Помпея взять под свой контроль пресловутый египетский кризис…

Цепочка этих рассуждений заставила меня вспомнить о визите, который месяц назад нанес мне Дион, и внезапно мне стало не по себе.

— Кстати, — сказал я, — помнишь ту странную пару, что приходила к нам за день до моего отъезда в Иллирию? Я вот подумал, не слышала ли ты чего о них или может быть…

Вифания бросила на меня взгляд Медузы Горгоны. Она рассказывала свою историю не для того, чтобы ее перебивали.

— Послушать процесс по делу Милона собралась огромная толпа; людей было слишком много, чтобы все поместились на площади, где проходило разбирательство, поэтому часть из них выплеснулась на прилегающие улицы. Когда появился Помпей, толпа встретила его рукоплесканиями. Ты же знаешь, как народ обожает Помпея.

— Завоевателя Востока.

— Вот именно. Но затем на каком-то возвышении появился Клодий и стал кричать что-то толпе внизу, среди которой, видимо, было немало его сторонников. Большинство не слышали его слов, но каждый раз, как он делал паузу, толпа внизу выкрикивала одним громовым голосом слово «Помпей!». Даже те, кто находился слишком далеко, чтобы разобрать речь Клодия или просто видеть его, слышали, как имя Помпея выкрикивается в унисон. Это было похоже на затяжное пение: «Помпей!» Пауза, «Помпей!» Пауза, «Помпей!». Дальше Помпей, видимо, услышал свое имя, потому что он, говорят, навострил уши и расплылся в широкой улыбке, а потом изменил направление и пошел прямо к кричавшей толпе, полагая, что это восхваления в его честь.

— Типичный политик, — заметил я, — тянущийся к своим обожателям, словно теленок к вымени.

— Только молоко на этот раз оказалось прокисшим. Когда Помпей подошел ближе, улыбка исчезла с его лица. Сперва он заметил Клодия, который расхаживал взад и вперед у всех на виду, обращаясь к толпе внизу и заливаясь смехом всякий раз, когда та отвечала ему криком «Помпей!». А когда Помпей оказался так близко, что мог расслышать, что кричит Клодий, он покраснел от гнева.

— И что же заставило запылать щеки завоевателя Востока?

— Клодий выкрикивал вопросы, вроде загадок, один за другим, а ответ все время был один и тот же: «Помпей!».

— Какие это были вопросы?

— Клодий, как и его приятель и квартиросъемщик Марк Целий, очень бесстыдный человек…

— Послушай, жена, обойдемся без ложной скромности. Я сам слышал, как ты осыпала нечестных торговок на рынке такой руганью, что даже Клодий залился бы краской стыда.

— Ты преувеличиваешь, муж.

— Лишь немного. Ну же?

Она наклонилась вперед.

— Они пели нечто вроде этого:

«Как зовут генерала, что генерально непристоен?

Помпей!

Кто лезет под юбки солдат, марширующих на параде?

Помпей!

Кто похож на обезьяну, когда чешет свой череп?

Помпей!»

Последняя строчка указывала на привычку великого полководца, глубоко задумавшись, чесать затылок указательным пальцем — довольно безобидную, хотя, прибегнув к пантомиме, Клодий, без сомнения, сделал из нее едкий шарж. Прочие обвинения принадлежали к числу тех, что могли быть выдвинуты против любого политика или полководца. В общем, вирши были достаточно скромны и близко не соответствовали колкости Целия по поводу виновного пальца Бестии. Но в отличие от других политиков Помпей не привык к вседозволенности форума. Он сносил лишь беспрекословное подчинение, а не то, чтобы римская чернь оскорбляла его на глазах у всего народа. Полководцы вообще слишком чувствительны для политики.

— Но в конце концов, — сказала Вифания, наклоняясь вперед и понижая голос, — хуже всего пришлось именно Клодию.

— Как это?

— Кто-то из людей Милана услышал крики