После свадьбы полковник каждый месяц говорил с Эбброй по телефону. Обычно он спрашивал, что слышно от Льюиса, и напоминал ей, что она в любое время может приехать к ним в Нью-Йорк погостить несколько дней. Сегодня Томас сообщил, что у него дела в Пуэбло, неподалеку от Денвера, и что он собирается приехать на матч с «Браунами». Он уже говорил об этом со Скоттом, и тот сказал ему, что Эббра тоже будет там. Он выразил надежду на скорую встречу.

Как и следовало ожидать, решение президента расширить американское военное присутствие во Вьетнаме вызвало у полковника Эллиса прилив воодушевления.

– Это единственный способ показать этим ублю... – он запнулся и продолжил: – ...показать коммунистам, что мы настроены решительно.

Они сидели в маленьком ресторанчике, куда Томас привез Скотта и Эббру после игры.

– Дай им волю – и они наводнят Гавайи прежде, чем мы успеем моргнуть! – воскликнул полковник.

– Ты преувеличиваешь, отец, – бесстрастно произнес Скотт, нанизывая на вилку брокколи. – Коммунисты хотят объединить Север и Юг Вьетнама под властью Хо Ши Мина, но уж никак не завоевывать Америку.

Увидев, как шея свекра покраснела, Эббра поняла, что полковник с трудом сдерживает себя.

– Коммунисты хотят заправлять всей планетой! – с нажимом произнес он, подавшись вперед и постукивая пальцами по столу, чтобы подчеркнуть свои слова. – Если отдать коммунистам Вьетнам, они завоюют всю Юго-Восточную Азию, после чего нанесут удар по Тихоокеанскому региону, и Штаты будут вынуждены защищать свои берега!

– А если мы будем продолжать посылать туда войска, конфликт неизбежно разрастется и закончится оккупацией Китая и ядерной войной, – отозвался Скотт, еще сильнее раздражая отца.

Ноздри полковника раздулись, лицо пошло багровыми пятнами.

– С каких это пор ты стал таким знатоком?! – рявкнул он, не обращая внимания на Эббру и прочих посетителей ресторана. – Ты ведь не учился в Вест-Пойнте! Ты футболист, а не генерал!

– Я лишь выразил свое мнение, – с напряжением в голосе ответил Скотт.

Полковник уже собирался посоветовать ему держать свое мнение при себе, но в эту секунду заметил испуганное выражение лица Эббры и жгучее любопытство в глазах окружающих, которые поворачивали головы к их столику.

Он крепко сжал губы, глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и послал Эббре извиняющуюся улыбку.

– Простите, Эббра, – сказал он. – Надо было заранее предупредить вас, что мы со Скоттом придерживаемся противоположных взглядов. Я лишь хочу заметить, что уроки Второй мировой войны очень быстро забылись. Если бы мы и наши союзники выступили против нацистов раньше, чем это было сделано, ту войну можно было предотвратить. То же правило действует и в отношении коммунистов. Убедить их в серьезности наших намерений можно только путем демонстрации силы. Тогда, и только тогда, они отступят и Юг получит долгожданную свободу!

Говоря это, полковник холодно взирал на Скотта, словно вызывая его на спор. Донельзя взвинченный, Скотт едва сдержался, щадя чувства Эббры. Он знал, как взволнована она решением полковника приехать на матч с участием сына. Возникшая между отцом и сыном размолвка заставила ее мучительно страдать.

– Ладно, – сказал Скотт, подавляя раздражение и заставляя себя улыбнуться. – Мир. Давайте поговорим о чем-нибудь менее волнующем. Например, обсудим шансы «Рэмсов» в игре с чикагскими «Медведями» на следующей неделе...

В декабре президент Джонсон объявил о том, что начиная с рождественского утра бомбардировки Северного Вьетнама на неопределенный срок прекращаются. В первые дни января Эббра получила от Льюиса письмо, в котором он описывал свой праздничный обед, состоявший из утки под соусом «нуок мам», и рассказывал о том, что всю вторую половину дня он и его сослуживцы провели угощая деревенских детишек сластями из своего походного рациона.

В ту же неделю Скотт ударил товарища по команде за непристойные замечания по поводу его отношений с Эбброй.

Инцидент был скверный, но Эббра о нем так и не узнала. В тот день «Рэмсы» принимали на своем поле «Чарджеров» и уступили с крупным счетом. После матча в раздевалке вспыхнула ссора и кто-то из игроков сгоряча заявил, что между матчами команда слишком много развлекается и слишком мало тренируется.

Один из ветеранов, которого в последнее время донимала пресса, утверждавшая, будто он миновал пик спортивной формы и теперь катится вниз, бросил на Скотта свирепый взгляд и во всеуслышание произнес:

– А в первую очередь это касается тех, у кого стоит только на жен братьев. Чем вы занимаетесь по ночам, Эллис? Возносите Господу молитвы, чтобы какой-нибудь косоглазый вьетконговец побыстрее проделал дырку в башке старшего братца?

Кулак Скотта свалил остряка на пол, прежде чем слово «братец» слетело с его губ. Вслед за этим в раздевалке началась потасовка, равной которой не мог припомнить никто.

После того как их наконец разняли и взбешенный тренер пригрозил, что, если это повторится, зачинщиков драки на неделю отстранят от игр и оштрафуют, Скотт ворвался в бар, где его дожидалась Эббра, и без лишних слов заявил:

– Пойдем отсюда. Мы уезжаем.

– В чем дело? Что у тебя с лицом? Что случилось?..

– Мы уезжаем, – повторил Скотт и, схватив Эббру за руку, потащил ее к выходу. Через несколько секунд в баре поползут противоречивые слухи, которые будет объединять фраза, положившая начало драке. Скотту становилось дурно при одном воспоминании об этих словах, а мысль о том, что Эббра могла ненароком услышать их, приводила его в ярость.

Нежелание Скотта говорить о случившемся было столь очевидным, что Эббра не стала допытываться. В конце недели она должна была отправиться на Гавайи на встречу с Льюисом, и ейне хотелось обсуждать что-либо еще.

Скотт почти не слышал ее. За три месяца, миновавших с той поры, когда он впервые встретился с ней, он не назначал свиданий ни одной из своих старых подруг и не знакомился с новыми. В это было трудно поверить, но последние четыре месяца он провел без женщин. Однако и причина тому была веская.

Эббра радостно щебетала, рассказывая, какие подарки она купила Льюису, и в душе Скотта поднималась черная, мучительная ревность. Он не встречался с девушками, потому что с Эбброй ему было лучше, чем с кем бы то ни было. Он не спал с женщинами, поскольку единственной, с кем он хотел спать, была Эббра. Жена его брата. Руки Скотта, лежавшие на рулевом колесе, сжались так, что побелели костяшки пальцев. Господи! Как он мог не замечать этого прежде? Только отвратительная подначка товарища по команде, позавидовавшего его спортивным успехам, открыла ему глаза. И что ему делать теперь?

– Мне казалось, я не дождусь встречи с Льюисом, – говорила тем временем Эббра. Глаза ее сияли. – Через три дня мы снова будем вместе. Случались ли в твоей жизни такие потрясающие события, что ты не мог в них поверить?

– Да, – мрачно отозвался Скотт, сворачивая на Вествудский проезд и чувствуя, как разрывается его сердце, словно от удара ножом. – Случались, Эббра. И еще какие.