Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Красный треугольник. Огромная территория, совсем не похожая на треугольник. Советская промышленная зона заброшенная в девяностые. Здесь практически не оставалось производственных комплексов. Огромные здания из красного кирпича стали приютом для офисов, складов и музыкантов. Здесь располагались целые кварталы с клубами, репетиционными точками и местами для своих. Красный Треугольник был местом, куда пускали только по пропускам. Здесь музыкальная группа Никитаы проводила большую часть времени.
Наташа встречается с другим. Они оба играют в группе Никиты. Ничего еще не случилось. Через небольшое слуховое окно редкие солнечные лучи слабо освещают пыльный чердак, на котором сидят ребята. Это курилка, куда музыканты выходят отдохнуть между сессиями.
– Ты видел? Там солист группы «Музыка» пришел к своим друзьям!
Егор подрывается и бежит познакомиться с солистом популярной группы. В соседнем помещении репетируют «Искры» – еще одна популярная группа. Кажется, что все вокруг наполнены успехом, энергией и счастьем. Никита смотрит на Наташу и не может решить, нравится она ему или это какое-то другое чувство. Она мельком смотрит ему в глаза, смущается и отводит взгляд.
Когда ее сбила машина прошло совсем немного времени после их последнего концерта. Наташа так и не смогла вернуть отношения с другим, замкнулась в себе и продолжила общение только с близкой подругой. По слухам, она собиралась уехать домой. Но однажды утром машина выехавшая из слепого переулка на большой скорости просто не успела затормозить.
***
Воскресенье, 19 июля 2015
Постоянно сталкиваюсь с нехваткой денег. Это довольно утомительно. Прочитал свои старые записи. Там, представьте себе, тоже самое. Как это может происходить из года в год? Я уже готов к отчаянным жестам. Возможно ограбление микрокредитной организации? Хотя, кажется, проблема здесь в другом. У меня никак не получается соотнести расходы и доходы.
На данный момент я получаю ровно в два раза больше чем пять лет назад. Может дело в том, что выросли цены? Ведь никто не торопится индексировать оклады, в то время, как инфляция убегает вперед.
Вчера решил открыть окно, чтобы свежий морской бриз колыхнул занавески. Под окном тут же начал кто-то умирать. И никак у него не получалось даже прилично начать это делать. Не говоря о том, чтобы закончить. Но орал он так, что к окнам прильнул весь двор. Конечно, несчастного увезла карета скорой помощи, хоть и не сразу. Но во мне окончательно укрепилось чувство, что здесь не стоит открывать окон.
Мне не нравятся все эти алкаши с выхлопом. Не нравятся тетки из советской действительности. Наркоманы и бомжи, которые живут у меня под окнами и которых не выгнать потому, что на их место постоянно приходят новые, стекаясь к приемнику стеклотары в доме напротив. Совершенно точно можно назвать Васильевский остров депрессивным, а строчка Бродского: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я приду умирать», – видимо, принимается многими как руководство к действию.
За последние полгода три бомжа в разное время пробирались на чердак у меня над головой. Двое из них там умерли. Да и третий тоже чуть не двинул кони. И я уверен – он наверняка еще их двинет. А еще у нас завелся пироманьяк, который постоянно поджигает двери соседям. Зимой он сжег детскую коляску, стоявшую на лестнице, и закоптил все парадное так, что света белого не видно.
Никак не могу убедить себя, что это нормально. Что это у всех так и ничего страшного нет. Страшно. В этом черном-черном городе разруха Булгакова и Гоголевские образы стали постоянными жителями. Здесь живут люди, достойные пера Мариенгофа. Чернота на стенах и в душах. Чернота вокруг.
Исли меня стало сложно огорчить происходящим, то лишь оттого, что я не питаю иллюзий. Мир уже давно не такой, каким был раньше. И совершенно не такой, каким мне хотелось бы его видеть. На девять десятых он состоит из говна и грязи, перемешанных с кровью. Вопрос лишь в том, на что ты смотришь в настоящий момент.
И пока очередной потерянный человек умирает в подвале соседнего дома, забытый родными и неродными людьми, стертый из жизни и стремящийся стать еще одной могилой под номером на окраине города, я хочу представить страну, в которой не знают, что такое многоэтажка. Страну, где никто не умирает под окнами от передоза, где уважают частную собственность, а алкоголь продают не всем. Где пекарей, пекущих булочки с маком, не сажают по статье за оборот опиатов. Где общественные туалеты моют несколько раз в день. а не только перед проверками. Я стремлюсь туда, в такую страну. Вот только как бы не повернулась жизнь и где бы я ни оказался – я все равно останусь контужен, тяжко и неизлечимо искривлен и обезображен внутри.
***
Они очнулись и посмотрели друг на друга.
– Я умерла? – спросила Наташа.
– Да, – ответил Никита.
– Значит, ты тоже умер?
– Я не знаю, – Никита встал и осторожно подошел к стеклянной двери. Туман рассеялся, улица была чиста.
– Возможно для кого-то мы и умерли. Но пока что мы здесь, а значит это еще не конец. Давай попробуем пройти наш путь до конца. Других вариантов я не вижу.
Наташа молча смотрела на Никиту, по ее щеке пробежала слеза.
– Ты винишь меня в том, как все вышло?
– Я никого ни в чем не виню. Просто… лучше бы я ничего не вспоминала, чем так. Ты уверен, что туман ушел?
– Похоже на то. Давай попробуем выйти, – Никита посмотрел на свою руку, которая все еще сжимала анкх, – покажем эту штуку Грифонам и посмотрим, что они скажут.
Обратный путь они прошли намного быстрее. Откуда-то появилось ложное ощущение, что они возвращаются домой. Хотя оба понимали что это не так. Попутчики боялись, что туман, появившийся ниоткуда и исчезнувшей в никуда, вернется вновь. Поэтому дорога до двора за аптекой Пеля заняла совсем немного времени. Казалось, Грифоны ждали ребят с нетерпением и обрадовались, увидев их живыми. Один Грифон лежал у подножия башни, пока второй прохаживался неподалеку от арки.
– Какая интересная у тебя штука! – сказал он.
– У нас есть вопросы, – ответил Никита, – Стараясь перевести разговор в нужное русло. Что это за место? Вы ведь мифические создания. Вас нет.
– В твоем мире нет, – ответил Грифон.
– Значит мы не в моем мире?
– Пора бы догадаться, – казалось, что мифическое существо получает удовольствие от того, что дурачит Никите голову.
– Тогда где мы?
– Интереснее вопрос «кто вы?».