Кабинет лечащего врача находился на этом же этаже, и Леонид легко нашел его. На двери была прикреплена табличка с надписью: «Симонова Зоя Петровна, психиатр».

Молодой человек постучал в дверь и, не услышав ответа, осторожно приоткрыл дверь кабинета и тихо сказал:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — ответила врач, сидевшая за маленьким столиком и что-то быстро писавшая в журнале. — Проходите, присаживайтесь, Леонид… (она быстро заглянула в какую-то бумагу) Семенович, я сейчас освобожусь.

— Я подожду, не спешите, — ответил он и присел к столу.

— Вот и все, я закончила, — сказала врач и устало вздохнула. — Даже подумать не могла, учась в институте, что бумажная работа будет отнимать столько времени, а мне ведь надо пациентами заниматься. Спрашивайте.

Она подняла глаза, всем своим видом показывая заинтересованность в разговоре и свою готовность выслушать посетителя и ответить на его вопросы.

— Я хотел бы узнать о состоянии мамы, Ольги Корчевниковой.

— Видите ли, молодой человек, бывший лечащий врач когда-то вашему отцу объяснял, что, кроме как поддерживать в вашей маме жизненные функции и остатки ее «я», сделать ничего невозможно. Организм еще борется и сопротивляется полному распаду личности: моменты осознания себя и окружающих редки и кратковременны. С тех пор ничего не изменилось.

— Скажите, пожалуйста, а может ли эта болезнь быть врожденной? — спросил Леонид.

Зоя Петровна с удивлением посмотрела на Леонида и ответила:

— Да. Очень часто эта болезнь имеет наследственные корни, но для ее проявления нужен какой-то толчок, стресс, если хотите. Могли бы вы мне рассказать вашу семейную историю? Отец ваш отказался в свое время говорить на эту тему.

Леонид согласился и рассказал все, что знал сам, только предупредил, что самому ему было всего пять лет, когда все это случилось, и рассказал он со слов дяди, заменившего ему отца, когда того не стало.

Зоя Петровна внимательно выслушала и спросила:

— Знаете ли вы, кто были родители вашей мамы?

— Ее мать работала учителем младших классов, а отец был, точнее, пытался быть художником.

— А известно ли вам о каких-либо психических отклонениях у ваших близких и дальних родственников?

— Насчет родственников ничего сказать не могу, а вот у мамы, со слов дяди, истерики случались нередко, — ответил молодой человек.

— Понятно, — сказала Зоя Петровна. — А у вас самих были когда-нибудь серьезные травмы, например сотрясение мозга, операции?

— Только сотрясение мозга, но не тяжелое, — ответил Леонид. — Поставили диагноз в городской больнице, что патологий нет, и в тот же день я ушел оттуда, не пройдя полного обследования. Дня через три-четыре голова болеть перестала.

— И когда это было? — спросила врач.

— Лет пять-шесть назад.

— И как вы себя сейчас чувствуете? — спросила Зоя Петровна.

— Нормально, — ответил Леонид и, не давая времени врачу задать очередной вопрос, спросил сам:

— А как правильно называется эта болезнь?

— Не желаете продолжать разговор о себе — это ваше право, — сказала молодой врач. — А если хотите знать, как называется, то по-простому без мудреных медицинских терминов — шизофрения, скажем так, в тяжелой форме.

Леонид задумался, вспоминая тех, кого видел в коридорах больницы, пока шел в комнату для свиданий: «Можно ли их назвать людьми, ведь сюда попадают на постоянное лечение фактически безнадежные больные?»

— И все-таки это люди, — сказала Зоя Петровна, угадав, о чем думал Леонид. — И мы будем делать все, чтобы сдержать развитие болезни.

— Ей что-нибудь надо приносить, может быть, чего-то не хватает?

— Сами приходите почаще — это может положительно сказаться на пробуждении ее сознания, — ответила врач.

Зоя Петровна встала из-за стола, показывая тем самым, что время, отведенное на разговор с посетителем, закончилось:

— Извините, Леонид Семенович, но меня ждут еще посетители.

Он встал, попрощался и направился к двери кабинета.

Стоя уже в дверях, он спросил:

— Могу ли я забрать маму из больницы домой?

— Оформив все положенные документы и взяв всю ответственность на себя — можете: на сегодняшний день состояние ее стабильно, и она не угрожает ни собственной жизни, ни безопасности окружающих, — услышал он ответ.

— А болезнь может прогрессировать?

— В том-то и дело, что может. А это ведет к полной потере личности, то есть своего я. Иногда больные, чувствуя, что болезнь прогрессирует, и понимая в момент, когда приступ отпускает, к чему это ведет, осознавая свое будущее, совершают самоубийство. Вот почему оставлять их одних ни в коем случае нельзя.

— Я понял: нужна сиделка?

— И сиделка, которая бы строго наблюдала за выполнением всех рекомендаций врачей.

— Да. Или, Леонид, тебе надо увольняться с работы, если финансы позволяют. Так что подумай очень серьезно, прежде чем взять маму к себе, — ответила лечащий врач. — Я бы не советовала. Это очень тяжело.

Она так легко перешла на «ты» будто они знакомы уже не первый год. И вдруг молодой человек увидел перед собой не врача, ежедневно соприкасающегося со столь страшными болезнями, а просто молодую красивую девушку, вчерашнюю студентку, пухленькую, с открытым теплым взглядом, выглядевшую такой домашней-домашней, немного младше его и смотревшую на него как-то по-родному, с пониманием и сочувствием.

— Конечно, я еще много буду думать над вашими словами.

Возникла неловкая пауза: вроде, все уже сказано, и оба стояли, молча глядя друг на друга. Наконец Леонид еще раз попрощался:

— До свидания, Зоя, надеюсь, теперь мы будем встречаться часто.

— График моих дежурств возьми в регистратуре, — подсказала Зоя.

До станции электрички Леонид шел с противоречивыми чувствами: с чувством огромной потери в жизни — мама никогда не вылечится, и в тоже время он чувствовал, что встреча с Зоей может совершенно изменить его жизнь. Неожиданно для себя он стал замечать ту красоту, среди которой находился в данный момент. Он шел между лип прекрасной аллеи. Деревья, наверняка, были посажены еще в царское время, как и весь парк вокруг. Стояла полная тишина. Только начавшиеся появляться маленькие листочки на деревьях аллеи тихо, еле слышно шелестели, переговариваясь с вольно гуляющим по всему свету ветром и узнавая о событиях, происходящих в мире. Редкие прохожие, идущие навстречу ему или обгоняющие его, тихо приветствовали молодого человека, желая Леониду и всем его родственникам доброго здравия. Он вспомнил здание больницы, устроенной в отремонтированном дворянском доме. Вся усадьба умиротворяла своим видом и вселяла душевное спокойствие. Трудно было найти место лучше для такой больницы.

И все-таки в электричке, направляющейся в город, его не оставляла мысль о том, как же несправедлива жизнь: одним она дает все, у других все отнимает, даже то малое, что они имеют — свое собственное я.

Однако вспомнив Зою, он улыбнулся, и настроение его сразу же