Ярославль — две бригады. Газеты «Известия» и «Вечерние вести». Поиск по следующим фамилиям…

Тула — две бригады. Газеты «Дайджест отечественной прессы» и «Комсомольская правда». Поиск по…

Орел… Рязань… Витебск… Москва…

Александр Анатольевич еле успевал обрабатывать поток входящей информации.

— Где вы умудрились набрать столько помощников? — удивлялся он.

— Да вот попросил старушек посодействовать. Им все равно делать нечего, кроме как у подъездов от безделья маяться.

— Все шутите?

— Шучу, шучу.

— А вот мне не до шуток.

— А в чем дело?

— Дело в объемах. Компьютеру не хватает оперативной памяти.

— Вы же говорили, ее хватит на год работы!

— Кто знал, что вам придет в голову причуда впихнуть в нее всю макулатуру страны.

— И что теперь делать?

— Покупать еще один компьютер.

— Хорошо, будет вам компьютер.

— Два!

— Вы только что сказали — один.

— Но подумал — три. Информацию необходимо дублировать. Боюсь, при такой варварской эксплуатации техника долго не протянет.

— Хорошо, вы получите свои четыре компьютера. Без проблем.

Шеф-куратор моего оптимизма не разделял.

— Ты, часом, не зарываешься? — спрашивал он, рассматривая заявку. — Я не филиал Национального банка. У меня могут возникнуть проблемы.

— Я не настаиваю. Я могу раздобыть деньги сам. Даже больше, чем требуется.

— Вот только этого не надо. Оставь свои дурацкие резидентские замашки. Сам достану! Опять по карманам добропорядочных граждан шарить?

— Отчего же граждан. Есть более подходящие источники. Тем более что в карманах граждан теперь ничего, кроме мелочи на хлеб, не водится.

— Знаю я ваши источники. Наслышан! И больше слышать о них не желаю. Мне ваши тунгусские манеры в Москве не нужны. Понял?

— Понял. Когда ждать компьютеры?

— Завтра ждать!

Через неделю поток информации пошел на убыль. Еще через три дня иссяк.

— Обработано 96 процентов запланированных источников, — доложил Александр Анатольевич. — Коэффициент погрешности по всему объему изданий не превышает ноля целых семи десятых допускаемых статистикой процентов. Требуют уточнения данные по газетам «Вчера», «Хроника ТАСС», «Советы» за 87 — 90-й годы. По данным изданиям погрешность превышает допустимые нормы. Возможно, имела место недобросовестная работа.

— Каков общий объем информации?

— Таков, что в четыре компьютера не поместился.

— Ну тогда у вас есть над чем поломать голову.

Дело явно не заладилось. То вставал компьютер. То обессиленно ложился головой на клавиатуру программист.

— Ну в чем, в чем проблема? Ведь мы уже делали все то же самое.

— То же самое, но совсем в других масштабах. И значит, совершенно иное. Компьютер не бухгалтерские счеты, где увеличение оперативно-цифрового поля достигается добавлением лишнего прута с десятью деревянными костяшками.

— Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?

— Можете. Помолчите хотя бы полчаса.

Я не обижался на резкий тон. Воспитанники учреждения, которому я служу, не имеют привычки обижаться. Потому что это плохая привычка. Привычка, ведущая к провалу.

Я отсаживался подальше, наваливался руками и подбородком на спинку стула и замирал. На полчаса.

Через полчаса я спрашивал:

— Ну?

Александр Анатольевич сокрушенно качал головой. И я замирал еще на полчаса.

И еще на пол.

И еще на час.

Потом я засыпал. А Александр Анатольевич все продолжал колдовать подле составленных в ряд компьютеров. Я ничем не мог ему помочь. Я свою работу сделал.

Потом он меня будил.

— Ну что, попробуем?

— Попробуем!

И… снова ничего не получалось.

И еще раз…

А когда наконец получилось, я этому не обрадовался. Совершенно!

Я открыл глаза после очередного получасового задремывания и увидел недвижимо сидящего перед экранами, уперевшего сжатые кулаки в виски Александра Анатольевича.

— Опять ничего? — спросил я, мало надеясь на положительный ответ.

— Нет, на этот раз «чего». Даже очень «чего». Я вскочил со стула, подбежал к компьютерам.

— А почему так невесело?

— Потому что я получил абсолютно тот же результат.

— Какой тот же? — не понял я.

— Тот же, что и в первый раз.

— Но этого не может быть. В первый раз мы отсматривали только одного человека. А здесь — десятки.

— Ну и что? От перемены мест слагаемых сумма не изменилась. Можете посмотреть сами.

Я приник к мониторам. На четырех экранах застыли четыре одинаковые картинки.

— И что с того? — не понял я причин его хандры. Александр Анатольевич молча нажал на клавишу. На всех четырех экранах картинка сменилась. Но очень незначительно.

— Ну?

— Фамилия, — указал программист на надпись в правом углу.

Фамилия была другая. Не та, что раньше.

— А можно в розницу, — сказал Александр Анатольевич, — но с тем же результатом, — и снова вдавил клавишу.

Экраны мониторов мелькнули и выдали четыре разные и в то же время одинаковые картинки. С четырьмя разными фамилиями.

— Вы хотите сказать, что программа не идет?

— Программа идет. Я проверял. И перепроверял.

— А что же тогда?

— А вот что! — и Александр Анатольевич вернул на мониторы первоначальную таблицу. Ту, которую мы создавали раньше. Самую первую таблицу. Ради проверки которой я затеял весь этот сыр-бор.

— Теперь все понятно? Теперь все было понятно.

Я сел на стул. А если бы его не было, я, наверное, сел бы на пол.

— Я так понимаю, что на этот раз надеяться на ошибку нельзя?

— Нельзя. Можно ошибиться в одном случае, но невозможно во всех. Ошибка исключена. Вы этого добивались?

Нет, я добивался совсем другого. Я хотел по прямому эталону промерить кривую палку. А палка не промерилась. Палка своими кривыми изгибами полностью повторила эталон. Эталон и палка оказались одинаковы!

И Александр Анатольевич это понял. Он понял гораздо больше, чем следовало понимать простому программисту. Он понял все!