Юрка стоял и смотрел. Тут же подошли Валентина и Анатолий.

– Татьяна! Что с тобой? – громко и встревоженно вскрикнула Валентина.

– Я сломала ногу, – спокойно сообщила Татьяна.

Сережа нахмурился и отошел в сторону. Татьяна заметила, что он испугался и расстроился.

– Какой ужас... – оторопела Валентина. – Что же теперь делать?

– Пусть дети сбегают за санками, – распорядилась Татьяна. – Отвезите меня в дом.

Юрка обрадовался поручению и с гиком помчался за санками, которые стояли возле дома. Сережа задумчиво двинулся следом.

Валентина и Анатолий остались возле нее в некотором замешательстве. С одной стороны – человек с поломанной ногой, не бросишь и не уйдешь. А с другой стороны – уже двенадцатый час ночи. Анатолий должен через десять минут лечь спать. У него завтра тяжелый день, на утро назначена встреча с поставщиками леса. Анатолий должен быть в форме, для этого необходимы восемь часов непрерывного сна.

Валентина смотрела в сторону и шумно дышала через нос. Думала о том, что на ее мужа облокачивается огромное количество людей, все думают, что он богат, и сосут, как пылесосы. А Анатолий не может отказать. И вот сейчас... Надо же было оказаться возле Татьяны в такую минуту. Теперь придется транспортировать ее в дом, как мешок с мукой. Потом куда-то звонить, вызванивать, сидеть рядом, ждать...

Татьяна сидела на снегу. Возле нее стояли равнодушные люди. И это тяготило не меньше, чем перелом.

Прибежали дети с санками.

Татьяна сама, опираясь на руки, стала перемещать себя с земли на санки и в этот момент ощутила ту боль, которая сообщила о большой поломке. Она громко охнула. Валентина в темноте поджала свой короткий косой рот. Видимо, воспринимала «ох» как давление.

Татьяна ехала ссутулившись и страдала от боли и от страха перед неопределенностью. Плакать не хотелось. Но если бы и захотелось, она не могла себе этого позволить. Сережа тоже стал бы плакать. А Валентина восприняла бы ее слезы как дополнительное давление.

На санках подъехали к дому. Впереди ступеньки. Татьяна поползла на коленях вверх по ступенькам. Боль стреляла в мозги.

Наконец она оказалась в комнате и на стуле, а ногу положила на диван. Сняла носок. Ступня смотрела вбок – как потом выяснилось, разорвалась связка и не держала стопу. Нога отекала на глазах, синела, как грозовая туча.

– Вот видишь, – поучительно проговорила Валентина, обращаясь к Анатолию. – И так тоже бывает в жизни. Ты должен наблюдать и набираться опыта.

Валентина чувствовала себя виноватой перед мужем и таким образом оправдывалась перед ним: твой режим сорван, но зато впечатления... Шоу. Все же лучше, чем ничего.

Татьяна была материалом, который разнообразил жизненные впечатления Анатолия. А сама по себе и ее страдания как бы ни при чем.

Анатолию стало стыдно за жену, и он сказал своим глуховатым голосом:

– Ну ей-богу, Валя, ну что ты глупости говоришь...

Татьяна подумала краем сознания: с кем же она дружила? С кем-то другим. С другой. Раньше Валентина была некрасивая, но милая, с неповторимыми душевными качествами, вроде собаки-дворняжки: незатейливая, но умная, преданная до слез. У нее не было своей личной жизни, и она жила жизнью Татьяны, переживая ее зигзаги как свои.

А потом власть переменилась. Кто был никем, тот стал всем. И наоборот. В Валентине проснулись все инстинкты сразу: и продолжение рода, и забота о потомстве, и собственнический. Эгоизм семьи. Семья – это все. А остальное человечество может переломать себе ноги и руки, выродиться от болезней и провалиться в тартарары. Анатолий иногда стеснялся своей жены, но в глубине души его это устраивало.

У Анатолия был талант «делать деньги». И он любил сына.

Анатолий откинулся на стуле. Его лицо было бледным и неподвижным, будто он его отсидел. Глаза оловянные, рот приоткрыт – можно было подумать, что он спит с открытыми глазами.

Нога расширялась и становилась как ведро.

– Тебе надо вызвать сына, – подсказала Валентина. – Пусть он отвезет тебя в больницу.

Татьяна представила себе, как ее сын поедет ночью по обледенелому корыту, разобьет машину, покалечится сам и они вдвоем окажутся в разных больницах.

– Я вызову «скорую помощь», – сказала Татьяна. – Это быстрее.

Сережа свалился и спал на диване.

– Хочешь, мы возьмем его к себе? – с готовностью спросила Валентина.

Это предложение означало: сейчас они возьмут Сережу, встанут, уйдут домой и лягут спать, и Анатолий получит свои восемь часов непрерывного сна.

Сережу растолкали. Он сидел с бессмысленными глазами.

– Поди возьми свою пижаму, – велела Татьяна.

Сережа ушел и вернулся с пижамой, держа ее как-то бесхозяйственно, в кулаке.

Валентина взяла из его руки пижамку, и они пошли.

«Ну, хоть так...» – подумала Татьяна. Крикнула вслед:

– Ты его не обижай!

Валентина могла дать мальчикам тарелки, в которых лежало бы разное, в пользу своего сына, разумеется. И Сережа обязательно бы заметил. И почувствовал себя непривычно.

– Не говори ерунды, – отозвалась Валентина из-за двери.

Татьяна осталась одна. Теперь можно заплакать. Но что это даст? Как говорит Сережа, «какого смысла»?

Татьяна позвонила в «Скорую». Отозвались довольно быстро. У дежурной был плоский жестяной голос.

Татьяна назвала причину вызова, адрес и свое имя.

– Вы та самая Татьяна Соколова? – удивилась дежурная, и ее голос перестал быть жестяным.

– Та самая, – подтвердила Татьяна.

– Сейчас приедем, – пообещала дежурная. – Ждите.

* * *

Вестибюль больницы оказался просторным, с мраморными полами, высокими потолками. Похоже, больницу строили в прошлом веке. Сейчас так не строят. Современное строительство – минимум затрат.

Одновременно с Татьяной в вестибюль ввезли на железной коляске подломанного бродягу. Он где-то упал и сломал ключицу. Бродяга был в грязной куртке, с волосами, слипшимися от грязи, и казалось, что по его лицу ползут вши.

На Татьяне тоже была довольно грязная куртка – дачная рабочая одежда. Она убирала в ней территорию и жгла костер. На первый поверхностный взгляд они с бродяжкой не особенно отличались друг от друга. Этакая опустившаяся парочка.

У бродяги была хрустальная мечта: остаться в больнице хотя бы на неделю, поспать на простынях, поесть по утрам горячую кашку. У Татьяны была противоположная мечта: наложить гипс и уехать из больницы как можно быстрее, в эту же ночь.

Вышла женщина-врач – сонная и раздраженная.

– Поспать не дают, – с легкой ненавистью сообщила она. – Везите на рентген...