– Эгоист, – превратились губы в улыбку. – Еще же очень рано… Но, ладно, будем вставать, кормить тебя и собирать в школу.

Пиноккио попросил подарить ему что-нибудь на память из ее вещей.

– Выбирай, что хочешь, – накинула Юля халат. – Надеюсь, ничего такого делать не будешь? – усмехнулась.

– Не буду, – отозвался Коля, показывая Юлины трусики, которые были надеты на ней вчера – белые в красный горох. – Это можно взять?

– Бери, – улыбнулась Юля. – Только спрячь, в школу идешь все-таки. И одевайся.

Она вышла из спальни.

Пиноккио оделся, заслуженный трофей спрятал во внутренний карман кожаного пиджака, одетого поверх байки с капюшоном, покинул спальню. Расположился на диване в вестибюле.

Юля вернулась с бутербродами: с колбасой, ветчиной и сыром. Включила электрочайник.

– Послушай, – присела рядом с Колей, забравшись на диван с ногами, – во мне есть изъяны?

– Есть, – неожиданно ответил Пиноккио.

– Что?! – явно не понравился его ответ.

– У тебя короткие волосы.

– А, а я-то подумала бог знает что, – облегченно вздохнула Юля. – Если проблема только в волосах, можешь не париться. Отпущу специально для тебя.

Попив чаю с бутербродами, Коля засобирался. Это Юле – два шага до лицея. А ему топать минут пятнадцать. Девочка собрала оставшиеся бутерброды ему в «тормозок», проводила до двери. Но на лестничной площадке они долго целовались. Пиноккио боялся отпускать Юлю, опасаясь, что держит ее в руках последний раз. Не потому, что вечером драка с Хвалеем. Это его вообще не волновало. А потому, что все еще казалось таким зыбким и призрачным, как туман. Он боялся, что спит, все еще спит, как на уроке. Вот его кто-нибудь ущипнет, он подорвется, как ужаленный, и весь класс будет ржать над ним. Этого он опасался больше всего.

– Ну иди, иди же… – не могла оторваться Юля от Колиных губ и плечей, обнимая, втискиваясь в него, как в переполненный вагон метро.

– Ты не исчезнешь? – прижимал к себе Юлю Пиноккио.

– Глупый, куда я исчезну? – терлась лицом о его лицо Юля, точно кошка. – Встретимся вечером. Я сама тебе позвоню. Ну иди уже, а то я разревусь…

Насмотрелась, дура, фильмов о любви! Начиталась сентиментальных романов! Чего плакать-то? Все же хорошо. Ты нашла отличного мальчика, просто подарок судьбы какой-то! Вы молодые, красивые, зачем провожать его, как на войну? Он же в школу идет. Что с ним может случиться? Драка эта нелепая… Но ее же предотвратит твой брат, он обещал…

Юля смотрела в спину спускающегося вниз по лестнице Пиноккио, потом расплющила лицо о подъездное окно, провожая его взглядом, пока Коля не скрылся за поворотом. Сердце щемило. Неужели любовь?…

Ей никогда не было так хорошо, как с Пиноккио. Ни с кем. Его неопытность умиляла. Зеленые глазенки, наполненные теплотой и вниманием, нежностью и желанием угодить, – трогали до глубины души, проникали в самые потаенные уголки сердца. А эти ресницы, по-девчачьи густые и длинные… Костлявый, малость, зато какой выносливый… И нос у него совсем не длинный. Странно. Почему тогда Пиноккио?… Надо будет спросить потом, а пока в душ, хотя очень не хочется смывать касанье рук, касанье губ, касанье жизни…

ЭПИЗОД 17

Школа встречала Пиноккио настороженно. Она не узнавала его. Он шел, уверенно печатая шаг, как знающий себе цену мужчина. Не зашуганный мальчик в очках, сутулый и сгорбленный. Даже Даша заметила перемену. Да любой, у кого глаза на месте, не мог не отметить, что Пиноккио другой. Его словно подменили. Цепкий взгляд, ритмичные движения, никакого страха, никакого замешательства.

Даша едва не прошла мимо. Она привыкла, что Коля появлялся всегда с одной стороны, со стороны своего дома, поэтому не обратила внимания на парня, очень похожего на Пиноккио. Но это же был он! Какого фига он шел с другой стороны, абсолютно противоположной его дому?

– Пиноккио, ты что ли? – все-таки это, однозначно, он, решила Даша. – Заблудился, что ли? Ты откуда такой?

– И тебе привет, – щурясь от неожиданно яркого последнего сентябрьского солнца, ответил Коля.

– Тебя прям не узнать, – заметила Даша.

– А что со мной не так? – забеспокоился Коля и тут же полез рукой во внутренний карман пиджака, проверить, на месте ли Юлин подарок. Почему-то он решил, что не так с ним именно из-за этого.

– Да все так, – усмехнулась Даша, – и не так одновременно. Не пойму только, в чем дело.

– Может, спишь еще? – предположил Пиноккио. – А я тебе снюсь…

– Пошел ты в пень! – не зло отмахнулась Даша. В ней тоже что-то было не так. Да, ненакрашенные губы. В остальном, по-прежнему, эмо. Она прибавила шаг, оторвалась от одноклассника и первой оказалась в школе, не самой первой, а раньше Пиноккио. Что-то с ним случилость такое, важное и нужное, наверно, от чего Коля и изменился. Но что? Оставаясь внешне тем же самым Пиноккио, которого все сто лет знали, он мало походил на себя прежнего. Расправленные плечи, осанка, походка, глаза, смотрящие не из подолба, а прямо, почти не моргающие, речь… Ну речь его всегда отличалась недосказанностями и странностями в духе интеллектуалов. Однако, когда он говорил, создавалось впечатление, что во рту каша, которую он прожевать не может. Сейчас же слова вылетали из его уст, будто у артиста какого-нибудь с поставленным голосом. Такая разительная перемена за один день? Точнее, за половину суток? Его что, заколдовали? Или Пиноккио волшебного зелья принял, как в каком-то фильме?… Он ведь сегодня с Хвалеем дерется!..

– Привет, подруга! – из-за спины, как черт из табакерки, появилась Павловская.

– Привет, – чуть не испугавшись, поздоровалась Даша. Она вздрогнула от неожиданности.

– Чего испугалась? – засмеялась Таня. – Это же я!

– Ха-ха-ха, очень смешно, – съязвила Даша. – А я думала, Хвалей набросился…

– О, Тьма и Свет уже в теме! – появились на горизонте Хвалей с Костальцевым.

– Вспомни говно, – прошептала Даша подруге.

– Чё третесь тут? – подошли Хвалей с Костальцевым.

– А ты чё, Хвалей, таможня? – заявила Даша. – Мы тебе госпошлину должны платить за каждый подоконник, у которого стоим?

– Стоять ты будешь на перекрестке у «Любавушки», – сострил Хвалей.

– А здесь, – поддержал его Костальцев, пародируя директора школы, – приличное заведение. Между прочим, школой называется.

– Отвалите, дебилы! – оттолкнула приблизившегося вплотную Хвалея Даша.

– Чё толкаешься? – наигранно обиделся Хвалей.

– Пошли, Хвалей, на урок, – сказал Костальцев, показывая ему пальцем на появившегося Колю Пиноккио, – а то нас щас заругают…

– Ой, боюсь, боюсь, боюсь… – запричитал Хвалей, взявшись за голову. – Спрячь меня, Костальцев!.. – схоронился за его спиной.