— Она красивая.

Но Пейджер и Гаттер уже шагали к выходу. Амели заморгала им вслед, явно собираясь пустить прозрачную девичью слезу.

— Ничего, — успокоил ее Сен, — оставь коробочку. Ты сама красивая.

Пулен зарумянилась, разом забыв и о коробочке, и о зубной щетке.

«Абсолютно нелогичный аргумент, — подумал мальчик, выходя вслед за Амели, — но ведь подействовал же! Может, прав Гаттер — есть своя логика в нечеткой логике?»

Но размыслить эту мысль обстоятельно не удалось: сразу за дверью добытчики хочуг наткнулись на первое препятствие. Поперек коридора, уперев стрелки в края циферблата, стоял легендарный Первертский будильник.

— Режим нарушаем? — уточнил он. — Расписание не про вас писано? А завтра опять вас полдня будить буду?

— Не будешь, — отмахнулся соня Гаттер, которому по утрам доставалось больше других. — Мы только к вечеру вернемся.

— Если вернемся, — добавила Мергиона.

Будильник, вместо того чтобы с облегчением вычеркнуть из своего ежечасника четыре неприятных дела, так напрягся, что перестал тикать.

— Это куда вы намылились? — спросил он совсем уж грубо.

— На Куда-яму, — огрызнулась Мерги по-японски[31].

Услышав японскую речь, зловредный часовой механизм тикнул и принялся вращать стрелками, выстраивая их в какую-то комбинацию.

— Он сейчас звенеть начнет! — замахал руками Сен. — Держи его!

Будильник немедленно стали держать: Мергиона при этом била его по голове, а Гаттер изо всех сил вцепился в ключики на задней крышке часов. Блюститель распорядка поднатужился, прохрипел «Начало шестого сигнала...», потом в его недрах что-то треснуло, и стрелки безжизненно повисли.

— Засунь в рюкзак, — приказала Пейджер, — здесь его бросать нельзя.

— А бросить сломанный и беспомощный будильник на улице, значит, можно? — спросила Амели.

— Зачем на улице? Потом Порри его починит.

— Да его даже чинить не нужно, — заметил Гаттер, упаковывая будильник, — там пружина слетела, ее просто накрутить надо.

До выхода из башни Орлодерра добрались без приключений. Мерги быстро забралась на стену, где пламенел дежурный злосвет, и сбила плакат «Идиот!». Злосвет, избавленный от источника раздражения, заурчал и померк.

Осталось пересечь школьный двор и выбежать за ворота Первертса.

— Готовы? — спросила Мергиона. — На счет «три». Раз, два... Стоп!

На счет «два» перед детьми словно из-под земли... вернее, просто из-под земли выросли четыре бледные тени.

— Утопленник? — окликнул их Гаттер. — Парашютист?

Но тени не слишком походили на факультетские приведения. Вместо обычных шуточек с душком они устроили хоровой плач.

— Нельзя! Нельзя! Нельзя! — стонала одна, набрасываясь на Гаттера.

— Не пущу-у-у! — по-вдовьи завывала вторая, кружась вокруг Сена.

— Не положено! Ты обещала! Обманщица! — наседала на Амели третья.

— Стой, рыдать буду! Не выходить, опасная зона! — отрывисто причитала та, что опекала Мергиону.

Злосвет замигал, начиная разгораться.

— Это же наши подписки о невыезде, невыходе и всем таком прочем! — сообразил Сен, разобрав на одной из теней свою подпись. — Я думал, это просто формальность.

— А я думаю, это просто глупость! — Мерги повернулась к Амели. — Пулен, пока я разрядилась, поколдуй, а?

— Супер-Памперс, — сказала Амели, аккуратно поведя палочкой. Бюрократические призраки заткнулись кляпами, спеленались и попадали на землю.

— Круто! — похвалила подругу Мерги. — Прямо боевое заклятие. Где взяла?

— Нам на домоводстве давали, — всхлипнула Пулен.

— Эй, — торопливо вмешался Гаттер, — а реветь-то зачем?

— А ведь получается, что она права, подписка моя. Я обещала, и... и-и-и... и обманула. Как теперь жить? Свинья я и гадина!

Злосвет разгорался все ярче.

«Ну вот, — подумал Сен, — будильник нейтрализовали, от подписок отбились, так теперь эта плакса на всю школу рев поднимет!» И резко произнес вслух:

— Лапидарность! И патернализм!

Амели издала звук, типичный для человека, который собирался расплакаться, но поперхнулся.

«Все-таки нечеткая логика — четкая штука!» — решил Аесли.

Бальбо Рюкзачини всегда стоял над историей, мудрым взглядом снисходительно охватывая все ее выкрутасы. История частенько разочаровывала летописца перемириями, договорами о ненападении и взаимовыгодными торговыми соглашениями. Истории не хватало живинки, и только поэтому Бальбо приходилось призывать на помощь фантазию и эту самую живинку вносить.

Но если уж случалась битва, Бальбо отправлял фантазию перекурить и старался очутиться поближе к гуще сражения, чтобы не пропустить ни одной детали. Но оказаться в самой гуще... нет, о таком он даже не мечтал. И, честно говоря, не очень-то и хотел.

Однако оперативный опыт Фантома Асса сделал свое дело. Чувствуя, что преступник уходит, более того, убегает по кругу, сыщик сложил четыре пальца в служебный ментодерский свисток и резко развернулся, чтобы встретиться с негодяем лицом к лицу. И тут же увидел, что на него несется сообщник — щуплый африканский тролль в желтом балахоне.

— Вы только не волнуйтесь! — проорал тролль, сшибая Фантома с ног.

Заволноваться тот не успел, потому что вслед за желтым сообщником в него врезалось пятнистое страшилище, из которого торчали руки, ноги и голова Клинча. Последним к месту встречи прибыл не успевший затормозить Рюкзачини. Его желание не пропустить ни одной детали исполнилось — все детали битвы (кулаки, локти, колени и башмаки) обрушились на бедного летописца. Бальбо заверещал.

«Ну вот и пришел мой смертный час!» — подумали все участники свалки, кроме Клинча, который, нанося удары и ставя блоки, продолжал правильно дышать, не отвлекаясь на посторонние мысли.

Шум всполошил монстров в загоне. Одно из чудовищ — ужасный зверодактиль[32] — просунуло глаз в узкое окошко, моргнуло и облегченно прорычало:

— Пронесло! Это не рыжая Пейджер!

— Брейк, — произнес Лужж, опускаясь на землю справа от схватки.

— Мирвам, — поддержал его Браунинг, материализуясь слева.

Умиротворяющие заклинания оторвали сражающихся друг от друга и растащили в разные стороны.