Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, вы знаете, как табачные концерны обеспечивают себе хороший пиар при помощи журналистских премий. И, раз уж я решил лишить вас всех иллюзий о «порядочности» мира, о котором пишу, хотел бы сразу же указать еще и на то, как табачные концерны «подмазывают» наши партии. Ибо наши партии получают пожертвования, которые мы, простые граждане, не способны распознать как пожертвования.
С их помощью «подмазываются» партийные СМИ. Ведь все партии издают журналы для своих членов. «Юнге Унион» («Молодой Союз», молодежное крыло ХДС) издает журнал «Энтшайдунг», ХДС издает журнал «Унион Магацин», а у СДПГ есть целый книжный магазин партийной периодики (смотри посвященную этой теме главу настоящей книги).
Табачные концерны платят фантастические суммы за рекламу в партийных журналах и таким образом спонсируют соответствующие партии. Кроме того, они арендуют стенды на всех земельных и федеральных партийных съездах. Только за счет арендной платы за эти стенды ежегодно в партийные кассы текут скрытые спонсорские средства в сумме в среднем миллиона евро87. А простые граждане и понятия не имеют о том, как «подмазывают» их партии. Очевидно, разница между покупкой хвалебных репортажей и «подмазкой» политиков не особенно велика.
Особенно мрачная картина возникает, когда я, оглядываясь в прошлое, вспоминаю мои командировки в районы военных действий. Эти командировки порой финансировались одной из воюющих сторон или теми, кто ее поддерживал. Многие из этих командировок без такой «поддержки» никогда не состоялись бы, поскольку иначе я не получил бы въездной визы или охраны. При трезвом рассмотрении, это были чистые пиар-командировки в интересах той или иной воюющей стороны. Приглашения чаще всего приходили на имя моего начальства, которое передавало эти приглашения редакторам и подписывало тем заявки на служебные командировки. Особую прелесть таким командировкам придавала близость к властям предержащим, то есть к тем, кто решал – жить людям или умереть.
Я уже не помню, сколько благожелательных интервью мне пришлось брать у глав ближневосточных и африканских государств либо у их министров в ходе таких командировок. Знаю только, что две трети высказываний этих якобы столь важных лиц были искаженными или насквозь лживыми, хотя и желательными для местных посольств Германии и, в той же мере, для представителей немецких концернов, имевших там деловые интересы. Но ФАЦ охотно их печатала. В Хартуме, столице Судана, было совсем плохо. В Омдурмане, расположенном южнее суданской столицы, в месте слияния Белого Нила с Голубым, израильская разведка «Моссад» арендовала территорию под свою базу, замаскированную под «сельскохозяйственное предприятие». На соседнем участке проживала группа бен Ладена, ставшего впоследствии всемирно знаменитым. По желанию посольства Германии мне предстояло написать для ФАЦ благожелательную статью об (израильтянине) Ронни С., который продавал немногочисленной правящей элите Судана молоко немецких коров, которых доили в кондиционированных коровниках. А вот о чем я не должен был писать: под прикрытием поставок молока агент «Моссад» Ронни С. получал выход на суданскую элиту, к которой у него в ином случае не было бы доступа. Он проживал совсем рядом с бен Ладеном и с маленькой наблюдательной вышки на своем «сельскохозяйственном участке» мог наблюдать за всем, что происходило на участке по соседству. По просьбе посольства Германии я написал в ФАЦ статью о молоке счастливых немецких коров на Ниле, но частично умолчал о том, что там происходило в действительности. И поступал так очень часто. Мое начальство в ФАЦ всегда было довольно, если я в ходе таких командировок тесно сотрудничал с местным германским посольством.
В Иране было еще хуже. Германское посольство в Тегеране желало во что бы то ни стало внести свой вклад в развитие германо-иранской торговли. И, поскольку крупнейшие фирмы Ирана принадлежали муллам, посольство при каждом моем визите в страну настаивало на том, чтобы я брал благожелательные интервью у иранского министра иностранных дел, какого-нибудь аятоллы или иного иранского вельможи, или хотя бы упоминал о них в моих статьях. Если заинтересованность иранцев в таких интервью была велика, они оплачивали и мои командировки (так, как я уже описывал в случае Омана). Выражаясь ясным языком: ФАЦ позволяла приглашать своего корреспондента «на халяву», после чего печатала благожелательные интервью. Архивы ФАЦ переполнены такими благожелательными интервью, которые мне приходилось брать. Причем повсюду – от Афганистана до Алжира, от Южной Африки до стран Африканского Рога. Брал их всегда я, репортер солидной немецкой ежедневной газеты, но за моей спиной невидимо стояло, в первую очередь, посольство Германии.
Разумеется, оттуда на меня тоже оказывалось влияние. Прежде всего, при написании статей, в которых должна была искажаться истина. Спонтанно вспоминаю обед с немецкими дипломатами в Багдаде. Уже не помню точно, где мы тогда с ними обедали, то ли в резиденции посла, то ли в доме другого высокопоставленного дипломата. С соседнего участка доносились ужасающие вопли, душераздирающий, жалобный вой. Я поинтересовался тем, кто это так кричит, и услышал в ответ, что за стеной, на соседнем участке, живет дипломат из одной азиатской страны, большой любитель полакомиться собачьим мясом. За стеной, разделявшей два участка, для него частенько медленно забивали собак. Вначале еще живым собакам отрезали лапы, затем – хвосты и, наконец, головы. Считалось, что мясо таких замученных до смерти собак вкуснее – во всяком случае, на взгляд этого азиата. Немецкие дипломаты настоятельно просили меня ни в коем случае не упоминать этот эпизод в моем репортаже из Багдада. Ведь это могло повредить нашим отношениям с той страной. Закрывать глаза на истязания животных? Это было просто ужасно.
Так же ужасно я чувствовал себя, сопровождая немецких политиков в зарубежные командировки. В таких случаях мне выдавались папки с правилами по высказываниям на все случаи жизни. Ленивому было достаточно просто списывать оттуда заранее сформулированные словесные обороты – оболочки, сдабривая затем их собственными местными впечатлениями. И тогда все были довольны и счастливы. С честной журналистикой это ничего общего не имело. Скорее всего, мы просто вешали народу лапшу на уши. И за все это нам в перспективе открывалась возможность удостоиться журналистской премии.
Неважно, работал ли я в моей прошлой жизни 17 лет в ФАЦ или, впоследствии, корреспондентом для «Грюнер + Яр», для агентства новостей ddp, для издательства «Аксель Шпрингер», для телевизионных компаний или для многих других солидных медийных предприятий – со стороны представителей руководящего уровня я постоянно сталкивался с одним и тем же образом мышления: коррумпированными и непорядочными всегда являются только «те, другие», но ни в коем случае не «мы». Еще раз повторяю: признание моих прошлых ошибок их не исправляет. Но, может быть, более молодое поколение сможет извлечь из этих ошибок уроки.
Как нечто само собой разумеющееся, я, к примеру, сопровождал в небольшом роскошном самолете правительства ФРГ вместе с одним коллегой из Германского пресс-агентства (ДПА) бывшего главу БНД Клауса Кинкеля, в его тогдашнем качестве министра иностранных дел, внутренне гордясь этой близостью, что и выразилось, в конце концов, в очень позитивном репортаже. Такие же репортажи в стиле «придворной хроники» я писал после поездок в свите Гельмута Коля и многих других политиков. Оглядываясь в прошлое, я этого стыжусь и прошу за это прощения. Я не могу сделать то, что было, тем, чего не было. Но я могу честно, с открытым лицом, признаться в том, что было мной совершено.