Глава рехнулся, коли с такой толпой охранников жрать ходит, подумал Иван обалдело.

Дверь приоткрылась, затворилась, распахнулась. В зал стремительно вошел халдей, который, теперь видно, был ни разу не халдеем – слишком быстрый и слишком злой. Он притиснул Ивана к стене так, что руку в гипсе неудобно развернуло. Иван зашипел. Квазихалдей прошипел в тон ему:

– Кто вы, откуда, о каких деньгах речь?

Иван понял, что ни включать дурачка, ни качать права сейчас совершенно не стоит, и пояснил со всей толковостью, на какую был способен:

– Я из банка, Главинвеста, Иван Матвейчев, мне подпись Ярослав Антоныча нужна, кредитная линия горит.

– Какая кредитная линия?

– На строительство мусоропереработки, чтобы не воняло здесь, – пояснил Иван. – Руку больно, отпустите.

– Да, простите, – сказал квазихалдей, не отпуская. – А что за деньги?

– В смысле? На завод же, город берет тремя траншами, первый был на техзадание, теперь второй и третий – на запуск проекта и расчет с «Чистой стороной». Больно мне, говорю!

Квазихалдей быстро оглянулся на спецназовцев, по шлемам которых невозможно было понять, слушают они тихую стремительную беседу или спят под забралами, и наконец перестал давить, но шага назад не сделал.

– Документы покажите, – предложил он.

– Сперва вы, – ответил Иван, осторожно перехватывая гипс. Он здорово разозлился.

– Матвейчев, вы тут шутки… – начал квазихалдей.

Один из спецназовцев вскинул кулак, встал и сделал жест, разглядеть который Иван не успел. Остальные спецназовцы тут же вскочили, относительно бесшумно, только один из стульев оглушительно скрежетнул ножкой по каменному полу.

Квазихалдей схватил Ивана за плечи и отволок в сторону на шаг, другой, а потом просто бросил. В руке дернуло, в глазах вспыхнуло, Иван рухнул. Вокруг загрохотало.

– Ты охерел, что ли, баран? – рявкнул Иван, пытаясь подняться, но сам себя не услышал: так гремели берцы. Спецназ рванул наружу, едва не высадив дверь.

Из основного зала завопили, мучительно простонала сдвигаемая мебель, разбилось стекло, и все начали орать, громко, массово и невпопад. Потом стало тише, но кто-то бегал туда-сюда, удаляющийся голос твердил: «Я помощник, я просто помощник!»

Так, сказал себе Иван – совсем как халдей, но, в отличие от него, совершенно ничего не понимая. Так, сказал он себе еще раз. Больше ничего не придумывалось, даже ответ на элементарнейший вопрос: встать наконец с пола или безопасней посидеть еще немного.

Сидеть было, может, и безопасно, но стыдновато. Иван с трудом встал, отряхнулся, морщась от боли в руке, которая стреляла и мозжила самыми разнообразными способами, хотя гипс был цел, да и предплечье внутри лонгеты вроде бы не провернулось.

Валить надо, вот что, пока квазихалдей не набежал, решил Иван. А как же подпись? Да никак. Завтра с утра подойду, как секретарша с самого начала советовала, прямо к восьми утра, дождусь и сразу подпишу, и никуда глава не денется, и начальство Ивана пущай не гавкает, потому что есть форс-мажоры, а есть фейс-ментяры, от которых живым уйти за счастье, а уж на своих ногах и без бутылки в заднице – чудо и джек-пот на ярд.

Иван осторожно вышел из банкетного зала и застыл на месте, очень как-то ловко пропитываясь пониманием, что ничего не дождется – причем, судя по всему, не только завтра. Интерьер ресторана полыхал всеми люстрами, лампами и торшерами, так что задняя дверь просматривалась с любой точки. Из двери, растопырившись короткими стволами, вышло несколько спецназовцев, тут же рассредоточившись по залу. Один встал рядом с Иваном, будто не заметив его, но ствол держал направленным неуютно. Иван сделал полшага назад, чуть не споткнулся об упавший стул, отвлекся на пару секунд, а когда поднял глаза, столкнулся взглядом с главой.

Балясников вышел из дальней комнаты вслед за спецназовцем, огляделся, отвел глаза от Ивана, с усилием потер бледное лицо и, кажется, попытался что-то сказать невидимому собеседнику за спиной, но, смешно дернувшись, пробежал вперед.

Дальше он старательно шагал в такт спецназовцу, к которому был пристегнут наручниками.

– Вот здесь, значит, и было? – Нечаев огляделся и даже заглянул под стол, выжидающе посмотрел на Оксану, потом на Митрофанова. Они вежливо ждали.

– А космонавты под столами сидели, что ли? – как бы пояснил свою живость Нечаев. – Его ж с космонавтами брали: маски-шоу, сферы вот эти, «Абаканы», все дела, да?

Митрофанов пожал плечом. Оксана, которой все это начало надоедать, неожиданно для себя сказала:

– Алексей Михайлович, вам же видней, наверное, кто тут был и с чем приехал.

– В смысле? – уточнил Нечаев, снова берясь за нож с вилкой и взлохмачивая выпендрежный салат из зелени с чем-то великопостным. – Имеется в виду, это мы спецназ сюда послали? Чтобы вашего Балясникова подзакрыть – мы, да? Лично губернатор Крутаков Леонид Сергеевич, да?

Он пожевал, разглядывая собеседников с изумленным удовольствием, и продолжил:

– И все тут в этом уверены, да? Обалдеть.

Оксана посмотрела на Митрофанова. Митрофанов, уставившись себе на руки, сказал:

– Балясников получил должность, чтобы решить вопрос с мусором. Область затащила сюда мусорным оператором «Чистую сторону» Гусака, который пообещал построить мусоросжигающий завод, а область под этим соусом сделала нашу свалку единственной для Сарасовска, плюс выкинула из бюджета расходы на компенсации для нас. Гусак то ли сразу не собирался ничего делать, то ли переобулся после митингов, прошлогодних и давешних. Смысл-то, правда, вместо тихого доходного бизнеса вляпаться в сплошные скандалы и жалобы. «Чистая сторона» пособирала бабки полгода с повышенного тарифа по всей области, убила свалку и собралась сваливать.

– Потому что Балясников наехал на «Чистую», – сказал Нечаев.

– Да на кого он мог… – начал Митрофанов презрительно. Оксана перебила:

– Балясников за Гусака держался до последнего, любые варианты побрить его или наказать встречал… истерикой просто.

– Да, держался, потому что договор такой был: город чуть недовыполнит свои обязательства – Гусак выходит, и вы будете по уши в говне.

– Будете, – повторил Митрофанов.

Нечаев повел носом, сочувственно поиграл бровями и продолжил:

– В любом случае, никто его в истериках биться не заставлял, и с Гусака бабло трясти тоже. Тем более под запись. Идиот, знает же, чей сын Гусак, понимает, что в любой регион он не просто так приходит, а после согласований на высшем уровне, – нет, требует, сука, решить вопрос, потому что он тут наедине со свалкой и с народом без копейки остается.

Оксана негромко сказала:

– Это правда же. Как без денег-то?