– Если он прискакал верхом, значит, он приехал в человеческом облике.

– Да. И так же уехал.

Я присел на корточки и задумался. Джейми свернул папиросу и протянул мне. Я поднял глаза и увидел, что он слегка улыбается.

– Понимаешь, что это значит, Роланд?

– Двести солянщиков, плюс-минус.

Обычно я туго соображаю, но в конечном итоге всегда прихожу к нужному выводу.

– Ага.

– Солянщиков, а не работников ферм и ковбоев. Рудокопов, а не наездников. В основном.

– Вот именно.

– У скольких из них есть лошади, как считаешь? И сколько среди них таких, кто умеет ездить верхом?

Его улыбка сделалась шире.

– Человек двадцать – тридцать, я думаю.

– Это все-таки лучше, чем пара сотен, – заметил я. – Гораздо лучше. Мы поедем туда, как только…

Я не успел договорить, потому что в это мгновение мы услышали стоны. Доносившиеся из сарая, который я счел пустым. Я тихо порадовался про себя, что с нами нет Корта. Он бы точно врезал мне по уху так, что я свалился бы с ног. Я имею в виду, будь он в силе.

Мы с Джейми испуганно переглянулись и побежали обратно в сарай. Стоны не умолкали, но помещение по-прежнему казалось пустым. А потом куча старого хлама – сломанных хомутов, уздечек, подпруг и поводьев – вдруг начала вздуваться и опадать, как будто она дышала. Спутанные клубки кожаных ремней зашевелились, раздались в стороны, и из-под них поднялся мальчик. Со светлыми, почти белыми волосами, торчавшими во все стороны. В джинсах и старой рубашке, распахнутой на груди. Вроде бы целый и невредимый, но в полумраке толком не разглядеть.

– Он ушел? – спросил мальчик дрожащим голосом. – Пожалуйста, сэи, скажите, что он ушел.

– Он ушел, – сказал я.

Мальчик принялся выбираться из кучи упряжных ремней, но зацепился ногой за один ремешок и упал. Я подхватил его и увидел яркие, полные ужаса голубые глаза, смотрящие на меня снизу вверх.

А потом мальчик лишился чувств.

Я поднес его к цементному корыту. Джейми снял с шеи бандану, окунул ее в воду и принялся вытирать грязь с лица мальчика. Парнишке на вид было лет одиннадцать; хотя он мог быть и младше на год или два. Трудно судить – он был слишком худым. Через пару минут он открыл глаза. Посмотрел на меня, перевел взгляд на Джейми и вновь на меня.

– Вы кто? – спросил он. – Вы не с нашего ранчо.

– Мы друзья ранчо, – сказал я. – А кто ты?

– Билл Стритер, – ответил он. – Ковбои зовут меня Маленький Билл.

– Да? А твой отец, стало быть, Большой Билл?

Он сел, взял у Джейми бандану, окунул ее в корыто и выжал воду себе на грудь.

– Нет, Большой Билл – это был дедушка. Два года назад он ушел в пустошь, где кончаются все пути. А папа, он просто Билл. – Мальчик произнес имя отца, и его глаза испуганно расширились. Он схватил меня за руку. – Он же не умер, да? Он не умер? Скажите, что нет, сэй!

Мы с Джейми переглянулись, и это еще сильнее напугало парнишку.

– Скажите, что папа жив! Пожалуйста, скажите, что он не умер! – Мальчик расплакался.

– Ты погоди, успокойся, – сказал я. – Твой папа, он кто? Ковбой?

– Нет, нет. Он повар. Скажите, что он не умер!

Но он уже все понял. Я это видел по его глазам – так же ясно, как до этого видел тело повара с окровавленным передником, наброшенным на лицо.

У хозяйского дома росла большая ива. Под ней-то мы и устроились, чтобы расспросить Билла Стритера. Мы – это я, Джейми и шериф Пиви. Остальных мы отправили ждать в тенечке у спального барака, рассудив, что присутствие большого количества людей расстроит мальчика еще больше. Впрочем, он сумел рассказать нам совсем немного из того, что нас действительно интересовало.

– Папа сказал, что ночь обещает быть теплой, и отправил меня спать на луг с той стороны загона, – сказал Маленький Билл. – Сказал, что на улице будет прохладнее, и я буду спать лучше. Но я знал, почему он отправил меня из дома. Элрод где-то достал бутылку… опять… и напился.

– Элрод – это какой? Элрод Наттер? – спросил шериф Пиви.

– Да, он. Он здесь бригадир, старший над всеми ковбоями.

– Я хорошо его знаю, – сказал шериф. – С полдюжины раз запирал его в камере, если не больше. Джефферсон его держит, потому что он просто дьявол, а не ковбой, с лошадьми управляется мастерски, но если напьется – в него словно бесы вселяются. Страшное дело, да, Маленький Билл?

Мальчик серьезно кивнул и убрал с лица длинные волосы, спадавшие на глаза.

– Да, сэр. Он, когда напивался, постоянно ко мне приставал. И папа об этом знал.

– Ты у повара был в подмастерьях? – спросил Пиви. Я понимал, что шериф пытался обходиться с парнишкой поласковее, но ему все-таки следовало последить за своим языком и строить фразы как-то иначе, а не так, чтобы сразу напрашивалось продолжение: раньше-то был, а теперь уже нет.

Но мальчик, кажется, ничего не заметил.

– Я не у повара. Я на хозяйстве. – Он повернулся ко мне и Джейми. – В доме, где спят работники. Койки им застилаю, сворачиваю веревки, чищу седла, запираю ворота, когда лошадей пригоняю с пастбищ домой. Тини Брэддок научил меня делать лассо. Я теперь хорошо лассо бросаю. Роско учит меня, как стрелять из лука. А Фредди Два-Шага обещал показать, как клеймить лошадей. Вот уже осенью.

– Ты молодец, – сказал я и трижды постучал себя по шее.

Он улыбнулся.

– Они хорошие парни, ну, в основном. – Его улыбка померкла. Как будто туча закрыла солнце. – Все, кроме Элрода. Он и трезвый-то злющий, а когда выпьет, так вовсе беда. Пошутить любит. Зло пошутить, если вы понимаете, о чем я.

– Очень хорошо понимаю, – ответил я.

– Да, а если ты не засмеешься, вроде как тебе нравятся его шутки – даже если он тебе руку выкручивает или таскает за волосы по всему дому, – тогда он и вовсе звереет. Так что когда папа сказал, чтобы я спал на улице, я взял одеяло и шадди и пошел спать на улицу. Мне сто раз повторять не надо. И папа всегда говорит: умный все понимает с первого раза.

– Что такое шадди? – спросил Джейми у шерифа.

– Кусок парусины, – пояснил Пиви. – От дождя не спасает, но если его расстелить на траве, от росы не промокнешь.

– Где ты устроился на ночлег? – спросил я у мальчика.

Он указал на луг на той стороне загона для лошадей, которые по-прежнему были встревожены из-за сильного ветра. Ветки ивы над нами раскачивались и шелестели листьями. Отрада для слуха, отрада для глаз.

– Мое одеяло и шадди, наверное, все еще там.

Я посмотрел, куда указал Маленький Билл. Перевел взгляд сперва на сарай, где мы нашли парнишку, потом – на спальный барак на холме. Эти три точки располагались в вершинах почти правильного треугольника: каждая его сторона была около полумили длиной, а в самом центре находился загон для лошадей.