своих музыкальных кумиров. Современная поисковая система Google по запросу Beatles fans первым делом выводит именно эти фотографии. А «саундтрек» битломании составляют сплошь оглушительные вопли, способные перекрыть рев реактивных двигателей[113]. Однако подобная трактовка битловского фэндома первой половины 1960‐х годов является слишком однобокой. Согласно рассказу Кей, не все фанатки сбивались в гигантские орущие толпы. Ее история показывает нам, что интенсивное чувство единения с «Битлз» могло переживаться поклонницами не только как нечто публичное, но и как интимное и глубоко личное. Более того, стремление записать всех этих девушек в «маньячки» обесценивает эти столь значимые для них переживания. Девин Маккинни предполагает, что придуманный американцами музыкальный термин «британское вторжение»[114], изобрети его женщина, мог бы называться «британским соблазнением». С тем же успехом битломанки (по-английски это звучит куда менее благозвучно – Beatlemaniacs. – Примеч. пер.) могли бы выбрать для себя ярлык с менее «маньяческим» уклоном. Как бы то ни было, многие из попавших в эту категорию с гордостью приняли это имя и построили вокруг него собственную идентичность[115].

Хотя девочек-подростков в те времена воспринимали как важных потребителей, далеко не все из них чувствовали себя центром (или просто всерьез воспринимаемым компонентом) культурного мейнстрима. Подобно тому, как слушавшая «Битлз» Кей ощущала себя на краю света, девичьи интересы часто воспринимались как периферийные по отношению к увлечениям юношей и обычно не попадали на первые полосы газет. Участие девушек в молодежной субкультуре, пусть даже выходящее за рамки доступного и традиционного для них досуга, с середины 1950‐х и до начала 1960‐х годов обычно оставалось в тени. В своем исследовании 1976 года, посвященном девушкам в контексте различных послевоенных субкультур, Анжела МакРобби и Дженни Гарбер используют такие слова, как «маргинальность» и «невидимость» для описания «структурной вторичности» девушек в этой контркультуре[116]. Феминистка Шуламит Файерстоун отмечает нечто подобное в контркультуре конца 1960-х. По ее мнению, эта сцена не предлагала гендерного эгалитаризма. Девушка «…оставалась „телкой“, невидимой как личность», при этом «…маргинального сообщества, к которому она могла бы прибиться, не существовало»[117]. Поэтому именно в свете упомянутой выше вторичности битломания как гиперобщественный феномен с преобладающим женским участием превращается в уникальное явление.

Несмотря на то что СМИ порой отзывались о битломании в пренебрежительном ключе, она разительно отличалась как от традиционной девичьей культуры, так и от субкультуры богемных эмансипе. Хотя битломания, продолжавшаяся с 1963 по 1966 год, была, прежде всего, коммерческим мейнстримом, девушки получили возможность для создания собственного культурного пространства. Если, как утверждает Джон Манси, битломания была «важнейшим вкладом „Битлз“ в молодежную культуру», поскольку это то, «…что они с полной ответственностью могли бы считать своим и только своим»[118], группа также полностью ответственна за создание первой за весь послевоенный период молодежной культуры, ориентированной на девушек. Разумеется, благодаря битлам гетеросексуальные девушки получили возможность безопасно культивировать сексуальное желание и мечтать о будущих бойфрендах и мужьях. Но, кроме этого, принадлежность к числу поклонниц также открывала для девушек новые возможности для самоанализа, развития идентичности и общения. Роб Уайт и Джоанна Уин отмечают, что молодежь, вступающая во взрослую жизнь, должна, «…прежде чем кем-то стать, опираться на некие доступные ресурсы» и что «…мировые СМИ предоставляют [им] персонажей и примеры, которые молодые женщины находят убедительными и привлекательными»[119]. В этом отношении «Битлз» стали эмоционально значимыми «персонажами», под влиянием которых жизнь поклонниц формируется с 1960‐х годов до наших дней.

Хотя битломания и открывает главу 2 нашей книги, это лишь отправная точка все продолжающей свое развитие фанатской истории. Пусть первая ассоциация с Битлз – это битломанки первого призыва, следующие поколения молодых женщин также стали преданными поклонницами группы. Но если какие-то фанатки первой волны поделились своими историями в книгах, документальных фильмах и подкаст-интервью, о тех, кто влились в их ряды в 1970‐е или еще позднее, известно куда меньше. Более того, с учетом искаженного представления о фэндоме «Битлз» как исключительно «белом» в расовом отношении и находящемся в рамках гетеронормативной рок-культуры, мы еще меньше знаем о женщинах иной расовой принадлежности или сексуальной ориентации, являвшихся поклонницами группы. Однако последующий анализ фанатского сообщества «Битлз» с 1960‐х по 2010‐е годы со всей очевидностью доказывает, что оно всегда было крайне динамичным и разнообразным.

От битломании к битловоззрению (1963–1966)

В феврале 1963 года журналистка Морин Клив в статье для лондонской вечерней газеты «Ивнинг стэндарт» окрестила «Битлз» «любимцами Мерсисайда». Ей, как авторке столичного издания, проявившей к группе серьезный интерес, захотелось глубже понять привлекательность группы для родного города. Ее материал «Почему „Битлз“ вызывают такой ажиотаж» (Why The Beatles Create All That Frenzy), казалось, предвосхищает следующую главу в истории группы, вокруг которой вот-вот вспыхнет именно ажиотаж. Не пройдет и года, как битлы окажутся в эпицентре внимания не только в Великобритании, но и в Европе, странах Британского содружества, Соединенных Штатах и многих других странах. Как и в Ливерпуле, авангард этого фэндома по-прежнему будут составлять юные девушки. Промоутер и организатор концертов «Битлз» Энди Лотиан утверждает, что придумал слово «битломания» в начале октября 1963 года, когда пытался описать выступление группы в Глазго репортеру «Радио Шотландии». Через две недели ведущие британские издания подхватили этот термин в своих отзывах на выступление группы 13 октября 1963‐го в телепередаче «Воскресный вечер Вэла Парнелла в лондонском „Палладиуме“». Это было первое выступление битлов, удостоившееся пристального внимания лондонской прессы – во многом благодаря полчищам подростков (преимущественно) женского пола, окружавших театр до, во время и после шоу. Упоминалось, что исполнители сводят девушек с ума дружным встряхиванием своих длинных волос во время исполнения песни She Loves You. Вскоре и сами битлы, и их поклонницы превратились в предмет колоссального интереса всей страны, а к концу 1963 года стали главной темой для разговоров во всем мире.

В статье декабрьского номера журнала «Нью-Йорк таймс» за 1963 год автор, описывая ситуации вокруг «Битлз» в каждом городе Великобритании, использовал такие определения, как «вспышка», «стычка», «битва» и «беспорядки». Судя по характеру ассоциаций, журналист позиционировал битломанию как очередное неконтролируемое молодежное поветрие, нуждающееся в догляде со стороны взрослых. Правда, на сей раз имела место потенциальная нравственная паника, спровоцированная не «трудными» мальчиками, а «истеричными» школьницами[120]. Вместе с тем в других изданиях педалировались обаяние и привлекательность «Битлз», а английская газета «Дейли мейл» утверждала, что любой, кто критикует группу, – просто «брюзгливый старпер»[121]. Как выяснилось, не любить «Битлз» оказалось задачей непростой, даже если некоторые журналисты поначалу отказывались это признавать. В статье, описывающей