Но к Одинцову он не пошел, сомневаясь, что лучше: не выполнить обещание или осрамиться с плохой заметкой.

* * *

В пионерской комнате шла оживленная работа. Ребята складывали по порядку номера журналов и подшивали «Пионерскую правду», чтобы передать в школьную библиотеку.

Васек покрывал лаком рамку для стенгазеты.

«Вот это по мне», — думал он, с удовольствием макая кисть в густой лак.

Митя сидел за столом, просматривая заметки для стенгазеты.

— Это все у тебя? — спросил он Одинцова, приглаживая пальцами светлые волосы. — Маловато, плохо шевелитесь!

— Многие только сегодня дали, — виновато сказал Одинцов. — Вот Лида Зорина дала заметку, и Трубачев, и еще несколько ребят… — Он подвинул к Мите новую пачку бумаг.

— А, еще есть! — обрадовался Митя. — Давай, давай!

Нюра Синицына вбежала в комнату и, оттолкнув Одинцова, положила на стол вырванный из тетрадки лист.

— Вот, Митя! Я стихи написала, а Одинцов не берет. Он думает, что если он редактор, так может распоряжаться. А стихи очень хорошие, мои родители даже в «Пионерскую правду» послать хотели!.. — затрещала, размахивая руками, Синицына.

— Стоп, стоп! — остановил ее Митя. — Экая ты мельница!

— Вот она всегда так! — возмущенно сказал Одинцов. — Кричит только, а у самой голова ничего не работает. Вот прочти, что она тут написала.

— «Что написала, что написала»!.. — передразнила его девочка.

— Сядь и помолчи! — потянул ее за рукав Митя. — Сейчас разберемся. Я уже говорил тебе, Одинцов, что такие спорные вещи надо решать сообща.

Васек оставил работу и подошел к столу.

— Мы всей редколлегией проверяли. Тут она Лермонтова и Пушкина списала, да еще сама между ними втерлась! — сердито сказал он.

— Неплохо попасть в такое соседство! — засмеялся Митя. — Сейчас посмотрим, что у нее получилось. Он громко прочел:

Уж небо осенью дышало,

А я учебу начинала.

Взяла тетрадки и пошла,

Так я учебу начала.

— Тьфу! — не выдержал Одинцов.

— Вот он всегда на меня нападает! — пожаловалась Синицына.

— Да потому нападаю, что глупо! Противно…

— Потише, потише, — сказал Митя. — Плохо ведешь себя, Одинцов! Так не годится: лишний спор заводишь и мне не даешь прочитать до конца.

Одинцов замолчал.

Митя начал читать сначала:

Уж небо осенью дышало,

А я учебу начинала.

Взяла тетрадки и пошла,

Так я учебу начала.

Белеет школа одиноко

В тумане неба голубом,

Идти мне в школу недалеко —

На крайней улице мой дом.

Мои родители давали

Мне на прощание совет:

«Учись ты, Нюра, хорошенько —

В награду купим мы конфет».

М-да… — задумчиво протянул Митя и посмотрел на Синицыну. — Плохо. Очень плохо!

— А почему плохо? Рифма есть, все есть, — забормотала Синицына, поглядев на всех.

Митя еще раз пробежал глазами стихотворение и тяжело вздохнул:

— Почему плохо? Прежде всего по мысли плохо. Ты вот пишешь о себе:

А я учебу начинала.

Взяла тетрадки и пошла…

А родители тебе за эту учебу обещали конфет.

Ребята фыркнули.

— А еще Пушкин и Лермонтов тут у нее!

— Вот уж ничего подобного! — сказала Синицына.

— Ну как же ничего подобного? — улыбнулся Митя. — Вот смотри:

Уж небо осенью дышало,

Уж реже солнышко блистало…

Чье это?

Синицына раскрыла рот, чтобы что-то сказать.

— Постой. Дальше посмотрим:

Белеет парус одинокий

В тумане моря голубом…

Это чье?

— Во-первых, у меня не парус, а школа белеет…

Одинцов громко фыркнул. Митя рассердился:

— Одинцов, ступай займись подшивкой газет! Стыдно! Большой парень — и не умеешь себя в руках держать. Ступай!

Одинцов нехотя отошел от стола.

— А ты, Нюра, сядь. Мы с тобой сейчас разберемся хорошенько.

Синицына надулась и с упрямым лицом присела на кончик стула.

— Что она там — все спорит? — спросил Одинцова Булгаков.

За столом Митя что-то говорил, не повышая голоса, но часто поднимая вверх брови и разводя руками.

Нюра сидела красная, надув губы. Ответы ее становились тише, спокойнее, потом она встала, взяла со стола листок и молча прошла мимо ребят.

— Поняла наконец, — улыбнулся Васек.

— Сейчас мне нахлобучка будет, — сказал Одинцов.

— Ребята! — Митя постучал по столу. — Если мы будем высмеивать человека, тогда как мы обязаны по-товарищески объяснить ему его ошибки… — Он строго посмотрел на присмиревших ребят.

— А чего ж она… — вспыхнул Одинцов.

Васек вспомнил свою заметку: «И правда, если над каждым смеяться, никто и писать не будет».

Когда Митя кончил, он подошел к нему и сам сказал:

— У меня тоже как-то нескладно получилось с заметкой.

— Сейчас будем читать, — сказал Митя. — У меня остались три заметки: Одинцова, Зориной и твоя.

Одинцов услышал свою фамилию и насторожился. У него был важный и ответственный раздел — «Жизнь нашего класса». Выбранный единогласно, он очень строго относился к своей работе и не пропускал ни одного случая или события, взволновавшего класс. Теперь он тоже дал заметку под заголовком: «В классе было грязно».

Митя внимательно просмотрел ее, улыбнулся и написал: «Принять». К статье Зориной он отнесся очень серьезно. Зорина писала о дружбе мальчиков и девочек и заканчивала так:

«Многие мальчики говорят: «Мы, ребята, между собой всегда поладим — кому надо, и тумака дадим. А девочку за косу дернешь — и то она обижается; значит, с девочками и дисциплину подтянуть нельзя». А я считаю, что это неправильно, и тумака давать совсем необязательно, только с девочками надо разговаривать по-дружески, а не высмеивать их. Девочкам тоже не надо пересмеиваться и поддразнивать ребят, а у нас есть такие ехидные — это тоже неправильно. Мы росли вместе, учились вместе с первого класса, давайте будем дружить. Я стою за дружбу девочек с мальчиками. Не надо никого обижать и пересмеивать.

З в е н ь е в а я З о р и н а».

Читая, Митя все время одобрительно кивал головой и в уголке тоже написал: «Принять».