– Варфоломей! – прорычала я, и кот, поняв, что хватил лишку, торопливо сменил тему:

– Вот опять ты меня с толку сбила! – ворчливо заметил он. – Я ведь про Ягу сказывал. На чем я остановился?

– Баньку напарит, каши наварит, – напомнил Ив.

– Вот именно. Гостеприимная Яга была, добрая. Дети ее любили. Баба-яга всегда в почете жила, в уважении. А сейчас что? Кто-то слухи распускает, что Баба-яга на старости лет разум растеряла, в злое колдовство ударилась. Кто в избушку к ней попадет, тот навеки сгинет. И даже, аж повторить и то мерзко, людоедкой стала – детей похищает и ест.

– Да, есть такие сказки, – признала я.

– Сказки? – взвился кот. – Какие ж это сказки? Брехня это, а не сказки!

– Наглый поклеп, – поддакнула я. – Знаешь, Варфик, я всегда в детстве удивлялась, как же это так: в одних сказках Баба-яга – добрая старушка, царевичам помогает невесту найти и Кощея одолеть, трудолюбивых и скромных падчериц награждает, а в других – ну ведьма ведьмой. И Лутонюшку зажарить норовит, и…

Кот так и замер, не донеся до рта лапку с зачерпнутой сметаной.

– Врешь!

– Я тебе как в сказках все говорю, – обиделась я.

– Лутонюшку – зажарить? – оскалился кот. – Да этот Лутонюшка, сиротка заблудившийся, у нас больше месяца Жил припеваючи. Катался как сыр в масле, трескал, аж за ушами трещало. Василиса на него умилялась – и оладушки ему, и блинцы с медом, – Варфоломей возмущенно сглотнул, – со сметаной! Мне в миску не докладывала – все Лутонюшке, все дитятке малому. А то, что это дитятко меня за хвост таскало, так это не в счет. Он не со зла, он играючи! Я невольно посочувствовала Варфоломею: появление нового фаворита – конец света для прежнего любимца.

– А сколько раз Василиса его домой вернуть пыталась? – продолжил кот. – Сама не хотела расставаться, да сердечко болело, что малыш без родителей растет. Соберет его в дорогу, выведет из избушки, вернется обратно грустная-прегрустная, а часа не пройдет – он уже на пороге стоит да лыбится. Василиса его целовать-обнимать, нянчить, на стол накрывать! Насилу избавились от приживальца.

– Избавились? – вздрогнула я.

– Кабы не я, так он бы у нас навек поселился, – с гордостью отозвался кот.

– Так это ты его… того? – глухо произнесла я. – Зажарил?

– Ты что?! – Кот возмущенно зашипел, а избушка зашлась приступом хохота, отчего зазвенела посуда на столе.

– Ох насмешила, – кудахтала изба. – Да этот Лутоня сам кому хошь жару задаст! Однажды чуть крыльцо не спалил, окаянный, – с болью в голосе припомнила она. – Кабы Василиса вовремя не подоспела, тут и конец бы мне пришел. А Лутонюшка стоял поодаль да смеялся, глядя, как ступени горят. Смотрите, кричит, как избушка пляшет!

– Да уж, плясала ты на славу, – ворчливо заметил кот. – Всю посуду потом менять пришлось – одни черепки остались.

– Фу-ты ну-ты! – обиженно ответила избушка. – А кто в это время в печи сидел запертый и выл дурным голосом?

– Я не выл, – огрызнулся кот. – Я пел боевую песнь, наводя ужас на врага, и готовился броситься в атаку.

– То-то Лутонюшка со смеху покатывался, разжигая огонь у меня на ступеньках, – съязвила избушка.

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – возразил Варфоломей. – Должна мне спасибо сказать, что избавились от мальца.

– И как же это тебе удалось? – полюбопытствовала я.

– Хитростью, – сверкнул глазами кот. – Пока Василиса не слышала, я ему без конца страшные истории про Кощея рассказывал, какой он злющий колдун и как детей кушать любит – Лутоня аж трясся от страха. А потом, когда он созрел, невзначай обмолвился, что Кощей на днях к Яге в гости зван. Лутоня как про то услышал, к Василисе на руки бросился и, слезами умываясь, стал молить его к матушке с батюшкой отвести. Василиса его тут же схватила и вон из избы, а вернулась уже без мальца.

– Так вот откуда слухи пошли, что Баба-яга детей в печи жарит и ест, – задумчиво заметила я.

– Я это не говорил! – оскалился Варфоломей. – Я про Кощея сказывал.

– А про Кощея-то правда? – заинтересовалась я.

– Да кто его знает. – Он махнул лапой. – Кощей отшельником живет, ни с кем из сказочного люда не знается. Слухов про него много ходит, а что правда, что нет, я про то не ведаю. А Лутоню этого увижу, – кот оскалился, – глаза выцарапаю. Не успел домой вернуться, паршивец, как честное бабушкино имя опозорил.

– Так это недавно было? – уточнила я.

– Да и месяца не минуло, – поведал кот. – Вскоре после этого и Василиса в путь-дорогу засобиралась. Повозилась с мальцом да заскучала по родным. Хочу, говорит, сестриц повидать хоть одним глазком. Как они там, говорит, может, уже замуж вышли и деток родили. Одни беды от этого Лутони на нашу голову! А как Василиса ушла, так что-то неладное началось. Откуда ни возьмись, набежали богатыри да простой люд. Богатыри Яге смертью грозят, крестьяне людоедкой и ведьмой кличут, обвиняют во всех напастях. Один раз чуть избушку не спалили. Хорошо, банька их внимание отвлекла, и избушка в лесу укрылась. Пришлось нам в самую гущу леса забраться, чтобы схорониться. Так, сама видишь, и тут нашли! Я потом походил по округе тайком, послушал, что народ сказывает, чуть не поседел. Гуси-лебеди ребенка украли – Яга виновата, ее лебеди. На коров мор нашел – Яга виновата, ее проделки. Солнце палит – Яга проказничает, без урожая хочет оставить. Три мужика, которые к Яге отправились, пропали – Яга их убила, изжарила, а головы на колья вокруг дома повесила.

– А что, мужики правда пропали? – спросил Ив.

– Пропали. – Кот нервно дернул хвостом. – Один кузнец, сказавшись, что Ягу извести идет, даже до лесу не дошел – с дочкой мельника сбежал, теперь ищи ветра в поле. А жена его убивается, Бабу-ягу винит, что детишек малых без отца оставила.

– А ты откуда знаешь? – удивилась я.

Кот смущенно потупился.

– Поспрашивал у местных кошечек. Мурка с мельницы видела, как хозяйская дочка с женатым кузнецом тайно встречалась, и слышала, как во время последней встречи они сговаривались о побеге. А чтобы кузнеца не искали, придумали на Ягу тень навести. Тогда как раз вся деревня гудела, что Яга разумом помутилась.

– С этим понятно. Ну а другие два? Которые пропали? – уточнила я.

– Этих я в лесу нашел, – поведал кот. – Одного медведь задрал, другой в болоте сгинул.

– Как же ты про него узнал, если он сгинул? – с подозрением спросила я.

– Водяной мне про то поведал, – оскорбленный в лучших чувствах, ответил Варфоломей. – Нешто ему не знать, что в его угодьях делается? А Леший про другого подсказал: тело в такой непроходимой чаще лежит, что вовек его не сыскать.

– В общем, как ни крути, а Яга крайняя получается, – удрученно подвела итог я.

Так я и знала, что дело тут нечисто. Не просто на маскарад меня магистры спровадили. Выходит, еще надо разбираться, кто Бабе-яге такой черный пиар устроил, и имидж восстанавливать.