Я боялась произнести его имя.

Вдруг сейчас он носит другое, а я выдам его… Или позову: Андрей, и он исчезнет, как наваждение. Останутся только мордовороты и я против них. Я его имени боялась, как огня.

У меня был шок.

Вскочила — отступать некуда, и я просто стояла, чувствуя дрожь в коленях. Кукла шлепнулась на пол безвольной тряпкой. Розовая юбка из органзы разметалась по полу.

Когда я мечтала, думала о нем, тосковала эти полтора года, я ведь мечтала не о реальной встрече, считая ее невозможной. Я понимала, что мы расстались навсегда. Понимала, что он мог погибнуть. Я тосковала об утраченном, о том, что было между нами, о том, чего мы не успели…

Эта встреча: лицом к лицу, была подобна удару. По щекам градом потекли слезы. Кажется, меня всю трясло.

Андрей смотрел на меня.

Все то же перекошенное лицо, но немного другое. Пока его не было рядом, я отвыкла от него настоящего. Люди, которых мы любим и которые остались в памяти, в воспоминаниях всегда лучше и красивее, чем на самом деле.

Память стирает морщинки и изъяны, стирает возраст.

Андрей был одет в черный костюм, как охранники, вошедшие вместе с ним.

Черная рубашка, под пиджаком кобура.

Но попытка замаскироваться среди службы безопасности смотрелась не очень. Он не привык так одеваться. Его лицо, словно потекшее с одной стороны, асимметричное из-за травмы, пустой взгляд не совсем нормального человека, выражение лица, все кричало, что он не такой, как они. Волосы в беспорядке, нет галстука, верхние пуговицы рубашки расстегнуты — это создавало неряшливый вид.

Зато родное лицо и изгиб бровей, которые хочется целовать. Красивые глаза, полные темноты. Это он… Он.

Это казалось невероятным. Просто нереальным. Значит, все устроил он? Его люди гнали меня по городу, дважды напали, из-за него моя дочь сейчас ревет от страха?

Это он устроил погоню? Что он здесь делает?

— Лена… — я вздрогнула от звука голоса. — Ты меня узнала?

Каждое слово жалило, как пчела.

Узнала? Он спросил: узнала ли я его?

Полтора года я выплакивала по нему глаза… И только сейчас подумала, с чего я взяла, что ему было это нужно? Почему думала, что он действительно нуждался в помощи, что люди Эмиля бросили его, что расставание его ранило.

Да, было больно. Обоим.

Он принял у меня роды, по пятам шли убийцы. Нас всколыхнуло обоих, но с тех пор полтора года прошло. Он не давал о себе знать.

Ни мне, ни Эмилю. Продолжил жить, как всегда жил.

Мы расстались по взаимной договоренности. Это я потом всю душу себе вымотала, а он знал — с нами, его единственной семьей, все хорошо. Мы пристроены. Такие, как он, часто оставляют семью. Живут параллельно им. Для них это нормально…

И мне он внушал: пройдет лет десять, ты меня и не вспомнишь.

— Лена? Ты узнала? — снова спросил он, когда я не прореагировала.

Андрей приблизился, от него пахло сигаретами… Глядя в мои большие, заплаканные глаза, он улыбнулся — уголком рта. У меня задрожали губы.

Он всерьез? Когда-то превратил меня в любовницу, сделал мне дочь, влюбил в себя, принял роды, видел, как я по нему с ума схожу, а теперь спрашивает, помню ли я его, словно мы когда-то просто на Красной площади столкнулись.

Вопрос ранил в самое сердце.

И дочь мою перепугал.

Перед глазами стояло, как она кричит от ужаса и тянет ко мне ручки. А он как ни в чем не бывало…

— Лена? — когда наклонился, я влепила ему пощечину.

Сурово сжала губы, чтобы слезы из глаз не хлынули снова. Звук удара прозвучал хлестко, все видели, как я бью киллера и психопата.

Вернее, их нового советника по безопасности.

Сразу за все: за себя и за Аню. За дурацкие вопросы и погоню, которая нам с дочкой вытрепала нервы.

Хотела еще раз врезать — по другой щеке, но он схватил меня за плечи и, задыхающуюся от рыданий, втолкнул за одну из дверей, которые я заметила раньше.

Чтобы побыть наедине.

Объясниться.

Это оказалась небольшая каморка: кладовая. В углу стояли хозяйственные принадлежности. Под потолком было маленькое занавешенное окно. Полумрак.

Вместо того чтобы поговорить, он по инерции впечатал меня лопатками в стену, так что флаконы на полках вздрогнули, прижал всем телом и впился в губы. Перехватил тонкие запястья, когда я подняла руки. Наверное, решил, снова хочу ударить. Но я сжимала и разжимала пальцы, наслаждаясь неукротимой силой, с которой он меня держал и целовал. Андрей протолкнул сильный язык мне в рот, с хрипом целуя взасос.

Нереальные ощущения.

Я закатила глаза под веками, таяла под этим поцелуем: страстным и упоительным. Он что-то сказать хотел, когда вел меня сюда. И к счастью не стал. Не нужны ни слова, ни объяснения…

Я обвисла в его руках, позволяя ему целовать.

Доказать, что он реален.

Что это правда он. Что не снится… Я таяла, как мягкая карамель, и одновременно меня трясло от истерики. Я едва успевала вдохнуть между нашими поцелуями. Мурашки были на спине, животе — по всему телу. Колючие, приятные, они предвосхищали его прикосновения: и жесткое кольцо пальцев на стиснутом запястье, и вторую руку, сжатую на ягодице.

Я застонала.

Хотела спросить: это правда ты?

Ты, а не наваждение?

Но каждый раз, когда мы разрывали поцелуй, он целовал меня снова, и снова. Не мог успокоиться. Так не вовремя, неожиданно, сладко. Его поцелуи, вкус — крепкого табака и мяты, и нежные губы тоже его… Эмоции переполняли и сводили с ума, хотелось рыдать, чтобы сбросить напряжение. Свободную руку я забросила ему на шею, запустила пальцы в лохматые волосы на затылке и чуть не умерла от наслаждения.

Он.

Наши израненные безумными поцелуями губы снова встретились.

Слабые ноги подогнулись, но он подхватил меня, просунув ладони под ягодицы. Приподнял и я обняла его ногами. Повисла, как маленькая. Как хорошо, что слезы и агрессия вместо борьбы превратились в страстное приветствие. Поцелуй затих сам собой.

Мы смотрели друг на друга с нескольких сантиметров. Отросшие волосы Андрея щекотали мне лоб. Мы дышали так глубоко, словно из бездны вынырнули.

Я — точно вынырнула.

— Это ты, — прошептала я, убирая волосы с его лба.

Пальцами провела по скуле и худой щеке, по шраму.

Губы горели.

Он должен был чувствовать, как я дрожу. Андрей осторожно опустил меня на пол, наклонившись к лицу, словно наши губы связаны невидимой нитью.

Я вспоминала то, что нас связало: