— Нет, Леша, тут ты не прав, — покачал головой Игорь Берч. — Женщина тоже человек, а не холодильник напрокат. Она всегда рядом должна быть… Просто иногда от них требуется отпуск.

— А еще лучше, отдельный дом, — Согласился Комов. — И подальше.

— Будет вам и отпуск, и отдельный дом, — пообещал Кузнецов. — Если никто оставаться не хочет, кинем жребий. Не совсем же без присмотра замок оставлять? А потом… Два дня на сборы, и уходим к Гапсолю. К середине сентября нас должны там ждать.

* * *

Клуб «Ливонский крест» покинул замок почти в полном составе ночью, вскоре после полуночи. Виктору совсем не хотелось уведомлять своих настроенных не самым дружелюбным образом соседей, что в случае нападения Сапиместская фогтия не сможет оказать достойного сопротивления. Поэтому одноклубники не просто ушли из своего дома тайно — первые трое суток они пробирались по полутемным дорогам только во мраке, на день забираясь в лесные чащи и отсыпаясь в своих сохранившихся с двадцатого века ярких шелковых палатках. Только на четвертый день, обойдя далеко стороной Нианурму, давшую знать о себе громким собачьим лаем, Кузнецов решил показаться дневному свету и повел своих людей дальше уже открыто, ни от кого не таясь.

Спешить было некуда — пройти двести верст за пятнадцать дней не представлялось сложным даже пешему, а потому одноклубники с удовольствием сорили накопившимся в карманах серебром, снимая в постоялых дворах целые этажи, затаскивая к себе продажных девок и вдосталь отпиваясь местным кисловатым пивом. Единственное, за чем строго присматривал командир — так это, чтобы его соскучившиеся по ратному делу воины не затевали шумных драк. Ему совсем не хотелось рассказывать какой-нибудь поселковой страже, кто они такие и куда идут. Не вырезать же всех на своем пути ради секретности операции?

Выхма, Вяндра, Ярваканди, Марьяма, Сипа — каждый городок, понемногу облегчая их кошельки, приближал отряд к конечной цели путешествия. Природа тоже готовилась к предстоящей войне: солнце наконец перестало нестерпимо припекать плечи и голову, по небу поползли тяжелые темные тучи, увозя куда-то в далекие земли нескончаемые массы долгожданной, дождевой воды, а пару раз путники и сами попали под проливной ливень, вынужденные с позором бежать к ближайшему ельнику.

Как бы то ни было, но вскоре после полудня тринадцатого сентября вразвалку бредущий по дороге отряд с рюкзаками за спиной, поднявшись на очередной взгорок, увидел впереди, над вершинами деревьев, зубчатые края городских башен.

— Привал… — коротко распорядился Кузнецов, скинул на землю рюкзак и расправил затекшие плечи.

Потом оглянулся на своих ребят, устало развалившихся в придорожной траве. Разумеется, они уже давно мало чем отличались от местных рыцарей и богатых купцов — одежду проезжие торговцы доставляли им из Вайсенштайна, сами они привыкли вести себя, как наглые и уверенные в своем превосходстве над окружающими дворяне, кое-кто даже начал вставлять в разговор всякие чухонские словечки. Но оставалось два очень важных момента. Во-первых, местные рыцари предпочитали передвигаться верхом — а одноклубники за все годы ни к одной из лошадей даже не прикоснулись. В набеги на соседей они ходили пешком, а когда требовалось что-то вывезти — телегой управляли смерды Егор Клепатник или Никон Рядопрях. Во-вторых — если местные жители и пользовались заплечными мешками, то они отличались от туристских рюкзаков, как лопата от бульдозера. И самое главное — богато одетый дворянин с мешком за плечами выглядел здесь как нищий, просящий подаяние, не снимая с руки золотого «Ролекса».

За время долгого пути задавать двум десяткам вооруженных людей разные вопросы не решился никто. Ну, идут откуда-то ландскнехты с добычей. Ну, пешком и без повозок. Ну, смогли добыть хорошую одежду. Однако одно дело — деревня с отрядом караульных из пяти человек, а другое — город, где только на воротах десяток стражников может стоять. Да еще, гарнизон, муниципалитет, какая-нибудь префектура… Не научишься вежливо отвечать на вопросы — быстро окажешься в каменном мешке. Да и пустят ли вообще в город двадцать вооруженных людей, не способных объяснить, кто они такие? Крестоносцами назваться нельзя — в ганзейские города их не пускали. А правдоподобно соврать что-нибудь другое одноклубники не могли, так как плохо владели местным фактическим материалом.

— Нет, пожалуй в город мы соваться не станем, — задумчиво проговорил Кузнецов.

— А куда тогда? — поинтересовалась Неля.

— Куда?.. — ставить лагерь в лесу Виктору не хотелось: холодно уже по ночам. Да и внимание наверняка привлечет. Возле города народу всегда много, как в чащу не забирайся, кто-нибудь, да наткнется. — Вот куда! Подъем, мужики. Привал окончен.

Сапиместский фогтий свернул с дороги на накатанную колею, прошел по ней через пахнущий сыростью осинник, и сразу увидел впереди то, чего хотел: поднимающуюся за усыпанным кочанами капустным полем черепичную кровлю.

— Вот нам и гостиница. Только чур мужики — вести себя, как ангелы. Ни к чему, чтобы серв хозяевам жаловаться побежал.

Отряд по дороге обогнул поле, вышел к хутору, состоящему из дома и четырех больших сараев, чуть в сторонке от которых стоял высокий колодезный журавль. Возле журавля две сервки — одна лет тридцати, а вторая от силы пятнадцати, тискали в деревянном корыте белье. Гостей они увидели, когда до тех оставалось от силы полторы сотни шагов. Бросив стирку, бабы с истошным визгом кинулись к дому и заскочили внутрь, громко захлопнув за собой дверь. Из-под ближнего сарая выскочили собака, верно, разбуженная воплями, и с истошным лаем кинулась на воинов в атаку — но в паре шагов от гостей опомнилась и попятилась назад, не переставая угрожающе рычать, время от времени переходя на лай.

Не обращая на псину внимания, одноклубники подошли к дому, подкидывали свои ноши и расселись, кто на ступеньках крыльца, а кто на стоящей у высокого фундамента лавочке.

— Заткнись, охрипнешь, — посоветовал собаке Комов. — Так, все сараи нараспашку, коровы мычат, овцы блеют, куры возле колодца бродят. Хозяйство, похоже, работает вовсю. Видать, и хозяин поблизости, должен вскоре появиться.

Леша оказался прав — примерно через час на ведущей к хутору дороге показалась запряженная пегой кобылой телега, наполовину груженая капустными кочанами.

При виде множества вооруженных людей серв натянул поводья, остановился. Похоже, в эти мгновения больше всего ему хотелось бросить все и удрать куда-нибудь подальше. Однако впереди был дом, в котором оставалась вся его семья, и вся его жизнь — а потому он все-таки огрел лошаденку концами вожжей по крупу и покорно поехал вперед навстречу судьбе.

— У меня для тебя хорошая весть, раб, — шагнул к нему Кузнецов. — Мы поживем у тебя на хуторе несколько дней. Держи.

Фогтий кинул ему золотую монету.

— Это за жилье. А это, — он кинул ливонцу второй талер, — за еду. Привяжи собаку, открой дом и заколи свинью, коли есть. Не люблю баранины. Когда станем уезжать, получишь еще столько же.

* * *