Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда почему ты постаралась хорошо выполнить все тесты и написала дурацкое сочинение?! — возмущённо спросила Руби.
— Не знаю. Просто не подумала! Ах, Руби, прости!
Я попыталась снова её обнять, но она мне не позволила.
— Отстань от меня! — увернувшись, сказала она.
— Ну, это уже переходит все границы! — воскликнул папа. — Руби, возьми себя в руки! Мне за тебя стыдно. Понимаю, ты разочарована, но зачем мучить бедняжку Гарнет? Пора тебе повзрослеть. Неужели ты не можешь найти в себе силы, чтобы её поздравить? На прослушивании она вела себя совершенно по-другому. Гордилась твоими успехами!
Папа только подлил масла в огонь. Я увидела глаза Руби, когда она от меня увернулась. Они были полны слёз.
— Ах, поздравим умницу Гарнет! — насмешливо произнесла Руби и выскочила из комнаты.
Я попыталась её догнать, но меня остановил папа.
— Не надо, Гарнет! Пусть она побудет одна. Ей сейчас не до тебя, тем более когда она плачет, — сказал он.
Может быть, он нас всё-таки чуть-чуть понимает?
— А тебе, родная, плакать не стоит. Роза права. Ты прекрасно выдержала испытание, и я тобой горжусь.
— Никуда не поеду! — зарыдала я.
— Ну, я не могу тебя заставить. Не от меня исходила идея о школе-интернате. Но сейчас я думаю, что нельзя упускать уникальный шанс.
— Послушай, — сказала Роза, раздавая чашки с какао, — тебе нужно попробовать, Гарнет!
— Я не могу покинуть Руби!
— Но она бы без тебя уехала! — воскликнула Роза.
— Потому что Руби — это Руби!
— Но так не должно быть, — ответил папа и посадил меня к себе на колени. — Письмо заставило меня задуматься над тем, что, может быть, вам с Руби нужно пожить порознь. Вы мешаете друг другу и не даёте проявить себя. Сейчас вы растете, и нужно помочь вам выбрать свой путь.
— Но мы не просто сестры. Мы близнецы и не можем обойтись друг без друга!
— Когда-нибудь придётся учиться, — сказал папа. — Вы обе вырастете, найдёте разную работу, у вас будут семьи и свой стиль жизни.
— Нет, мы будем всегда вместе, — сказала я.
Мы уже давно всё продумали.
Вместе были маленькими.
И не расстанемся, когда повзрослеем.
И когда состаримся.
И если соберёмся замуж, выйдем за близнецов.
У нас родятся двойняшки.
И когда они вырастут, то тоже будут держаться друг за друга, и, может быть, у них появятся близнецы, и потом…
От всех двойняшек у меня голова пошла кругом. Мне хотелось к своей сестре. Я слышала, как она рыдает в нашей комнате.
Не знаю, что делать. Мне ещё хуже, чем было, когда Руби не хотела со мной разговаривать.
Нельзя сказать, что она вообще со мной не общается. В присутствии других Руби мне отвечает, а когда мы остаёмся наедине, почти ничего не говорит. Не хочет играть ни в одну из наших игр, не подбивает на проказы, когда мы фокусничаем и делаем всё одновременно…
Кажется, ей надоело быть двойняшкой.
Не хочет одеваться, как я. Ждёт, пока я соберусь, а потом надевает что-то совсем другое. У неё новая причёска.
Я попробовала причесаться так же, как она, но Руби снова поменяла причёску.
Ну, и я последовала её примеру. Потом она совершила нечто ужасное. Взяла ножницы…мне показалось, она придуривается… вдруг я поняла, что сестра не шутит.
— Не надо! — взмолилась я.
Но она всё равно остриглась.
— Ах, Руби! Ну что ты наделала?!
— воскликнула я, глядя на её бедную голову, в один миг ставшую похожей на швабру.
— Меняю образ, — ответила она, проведя рукой по кустикам волос. Потом усмехнулась и добавила: — Тебе незачем стричься! А мне нравится моя стрижка. Всю жизнь о такой мечтала. Я похожа на панка. Здорово!
Я не знала, как быть. У нас всегда, с самого детства, были длинные волосы. Когда бабушка заставляла нас заплетать косички, я всегда причёсывала Руби. Порой я забывала, где чья голова, особенно когда сильно хотелось спать.
Я уставилась на Руби, и мне показалось, что меня обкорнали, хотя ощущала на плечах вес собственных кос. Вдруг мною овладело странное чувство, как будто смотришь фильм, в котором голос за кадром не поспевает за артикуляцией актёра — ты слышишь чьи-то слова и видишь, как артист невпопад шевелит губами.
Руби не отрастить косы. Оставалось лишь одно средство.
— Не смей! — закричала Руби, когда я занесла над головой ножницы. Она выхватила их у меня из рук. — Предупреждаю тебя, Гарнет! Только попробуй остричься! Я тебе голову оторву!
У неё был ужасно свирепый вид, и я ей поверила.
Кажется, в ту минуту она меня ненавидела.
Взяв газету, Руби начала вырезать бумажных кукол-двойняшек. Потом, чтобы разделить их, щёлкнула ножницами там, где у них были руки, и оттяпала их до предплечья.
Это опять я. Руби больше не хочет писать в нашем дневнике, и мне тоже много писать не хочется. Как я могу отчитываться о нашей жизни, если двойняшек больше не существует?!