Он скрылся за углом лифтовой шахты, а я, стукнувшись шлемом о какую-то трубу, начал неспешно переворачиваться вниз головой. Проклятье! Я же понятия не имею, как в одиночку снимать скафандр! А если я тут застряну? Интересно, остальные придут меня проведать или же воспользуются моментом и таки слопают мою порцию?

После обеда Борис собрал нас всех на причальном уровне, где вывел на голопроектор схему нашей драги, и мы приступили к проработке программы завтрашнего выхода. Гильгамешу предстояло управлять манипулятором, а Жан отвечал за общую координацию. Мы плавали вокруг проекции, и капитан заставлял меня вертеться так, словно я и в самом деле работал снаружи. Каждое наше движение проговаривалось вслух, а Жан отмечал все в своем планшете, прикидывая требуемое время и помечая, какое снаряжение нам потребуются. Борис то и дело его останавливал и предлагал рассмотреть ситуацию «а что, если.». Ну, там, болт откажется откручиваться или кабель подключаться не захочет. Он крайне тщательно относился к подобным мелочам. Ведь если что-то упустишь, то сбегать домой за забытым инструментом уже не получится.

Для остальной команды подобная репетиция, возможно, и была привычной, а вот я здорово вымотался. Не стоило затевать все эти кувыркания сразу после еды, мое пищеварение такого отношения к себе не одобряло. Хотя на сей раз решило особо не бунтовать. Подумать только, а завтра мне предстоит все те же самые акробатические трюки проделывать в скафандре, который весит вдвое больше меня! Да еще с целым чемоданом инструментов под мышкой!

Мой энтузиазм несколько поугас, но на мою кислую физиономию никто не обращал внимания. Может, оно и к лучшему. Не люблю, когда во мне разочаровываются заранее.

В день выхода подъем был ранним, а завтрак – легким, и наша команда сразу же занялась подготовкой к прогулке. Не могу сказать, что всю ночь не спал, но определенное волнение все же ощущалось, и по мере приближения решающего момента, мой мандраж постепенно нарастал.

Накануне вечером Жан зарядил, заправил и проверил оба скафандра, и теперь они висели в шлюзовом отсеке, распластанные по стенам, как два бездельника на пляже. Процедуры, связанные с их одеванием, проверкой всех систем, герметизацией и последующей декомпрессией, к счастью, отвлекали меня от тревожных раздумий, но после того, как Жан задраил внутренний люк, и мы с Борисом остались одни, волнение накатило с новой силой.

– Ну что, юнга, – послышался в шлемофоне трескучий голос капитана, – поджилки трясутся?

Честное слово, мне иногда кажется, что он обладает какими-то скрытыми телепатическими способностями. Или же это в нем говорит богатый опыт?

– Есть немного, – признался я. Глупо скрывать очевидное.

– Это нормально, – он ободряюще толкнул меня в плечо, – только дураки ничего не боятся.

– Ага! Расскажите это моему мочевому пузырю!

– Не беспокойся, подгузники все впитают. Адреналин – штука полезная. Улучшает реакцию, повышает выносливость и болевой порог. Естественная реакция организма на стресс.

– Думаете, мне сильно легче от Ваших лекций?

– Разумеется! – было слышно, что Борис смеется, – ты даже не заметил, как шлюз разгерметизировался.

Он дернул красный рычаг запора и, упершись ногами в стену, потянул на себя внешний люк. Тот беззвучно распахнулся, явив моему взору бездонную черноту. Только пылинки, освещенные лучом прожектора, искрились, словно снежная пороша.

Вот те на! Я, действительно, ничего не заметил! Сейчас, задним числом, я вспомнил, как скрипел мой скафандр, распираемый внутренним давлением, но тогда не придал этому значения. А сейчас я уже смотрел в бездну космоса, от которой меня отделяли лишь стекло шлема и тонкая ткань перчаток.

Я попробовал пошевелить руками. Теперь это давалось не так-то просто. Словно к каждому моему суставу прикрепили резиновый жгут, стремящийся вернуть его в исходное положение. Приходилось прикладывать пусть и не особо большое, но постоянное усилие даже только для того, чтобы удерживать пустую руку в согнутом состоянии.

Хорошо, что скафандр проектировался с таким расчетом, чтобы расслабленные руки сами собой повисали у меня перед носом, где и будет выполняться львиная доля всей работы. Уф!

– Так, ты ничего не забыл, юнга? – голос капитана прервал мои исследования, – у тебя постоянно должны быть две точки крепления. Два фала или фал и рука, понятно?

– Да.

– Наша «Берта» крутится сейчас достаточно энергично, и если ты отцепишься и улетишь, то поймать тебя мы при всем желании не сможем.

– Ясно.

– Тогда – вперед!

Борис зацепил один из карабинов за поручень по ту сторону люка и ловко выскользнул наружу. Мне хватило ума сообразить, что при всей кажущейся легкости его движений, повторить такой маневр у меня не получится. За плечами у капитана были десятки, если не сотни выходов, а у меня лишь пара купаний в бассейне. Так что тут уж не до балета, не врезаться бы во что-нибудь.

Я осторожно подплыл к проему и тоже защелкнул на поручне свой страховочный фал, после чего медленно высунулся в люк по пояс, держась руками за его край. Вот тут-то и выяснилось, что между тренировками в бассейне и реальным выходом все же имеется весьма существенная разница.

Там, под водой, я хоть и плавал как в невесомости, но все равно, постоянно чувствовал, где верх, где низ и более-менее представлял себе свое положение в пространстве. Но здесь направлений не существовало, и, выглянув в люк, я ощутил себя смотрящим в распахнувшееся под моими ногами дно лифтовой кабины. Впереди раскинулась бездонная пропасть, и я в нее падал, падал…

Я изо всех сил зажмурился и крепко вцепился обеими руками в поручень, переводя дух. Мне упорно казалось, что если я разожму пальцы, то непременно сорвусь. Нестерпимо закружилась голова, и к горлу подкатил такой знакомый приступ тошноты. О, Господи, только не в скафандре!

Чтобы хоть чем-то себя отвлечь, я на ощупь закрепил на трубе и второй фал. Две прочных ленты, каждая из которых выдерживает больше тонны.

– Ты в порядке, юнга? – мое замешательство не осталось незамеченным.

– В относительном, – процедил я, не разжимая зубов.

– Не торопись. Сориентируйся. И не смотри по сторонам, только прямо перед собой, тогда будет легче, – капитан определенно знал, что я чувствую, и как с этим бороться.

– Хорошо, попробую.

Я опустил взгляд и провел им вдоль обреза люка, чтобы успокоиться и восстановить ориентацию в пространстве. Так, ясно, мы находимся на боковой поверхности причального уровня. Вот сбоку видна уходящая в темноту мачта жилого отсека, а значит в противоположной стороне находится мачта реакторного. Я повернулся кругом, и передо мной предстала темно-вишневая громада звезды, вокруг которой обращалась «Берта». В лицо дохнуло теплом, как от разогретой печки. Далеко внизу вспыхивали сигнальные огни реакторного блока, почти неразличимого на фоне проносящегося мимо бордового океана. На поверхности звезды отсутствовали хоть какие-то ориентиры или детали, а потому реальная скорость несколько скрадывалась, но при взгляде в сторону становились видны кружащие вокруг нас звезды, расставляя все по своим местам.