Шэрон. Несколько часов назад она была здесь с Нилом. Он не сознавал, как хотел, чтобы Нил подружился с Шэрон, пока не расстался с ней на три долгих недели.

Он молча вышел из кухни, пересек холл, поднялся по лестнице, прошел по коридору мимо комнаты Нила и комнаты для гостей в свою спальню. Над головой раздавались шаги. Люфтсы ходили по своему жилищу на третьем этаже. Им тоже явно не спалось.

Стив включил свет и постоял у двери, оглядывая свою комнату. После смерти Нины он сделал перестановку. Ему не хотелось жить среди старинной белой мебели, которую она так любила. Двуспальную кровать он заменил односпальной, на медных ножках, выбрал коричнево-белое покрывало из твида. Настоящая мужская комната, убедили его в магазине.

Она ему никогда не нравилась. Пустая, скучная и безликая, как номер в мотеле. И весь дом такой. Они купили его, потому что хотели жить у воды. Нина говорила: «Этот дом преобразится, вот увидишь. Дай мне на него шесть месяцев». У нее было две недели…

Когда он последний раз был у Шэрон, то задумал переделать эту комнату, этот дом с ней. Она знала, как сделать жилище очаровательным, удобным для отдыха и гостеприимным. Дело в выбранной цветовой гамме и порядке. И в ее присутствии.

Сняв ботинки, он упал поперек кровати. В комнате было прохладно, и он укрылся покрывалом. Потянулся к выключателю и погасил верхний свет.

Комната погрузилась во мрак. Ветер хлестал по стенам дома ветками кизила. В обледенелые окна яростно бился снег.

Стив забылся коротким, тревожным сном. Ему снились Шэрон и Нил… Им нужна помощь. Он бежит сквозь густой туман. Он должен попасть в комнату. Он добегает до нее и распахивает дверь. И туман рассеивается. Его больше нет. А Нил и Шэрон лежат на полу, на шеях затянуты шарфы, и контуры их тел обведены флуоресцирующим мелком.

Была опасность, что его увидят в такой поздний час в одиночестве поднимающимся с платформы на Маунт-Вернон. Охранники нижних терминалов сразу обращают внимание на такие вещи. Поэтому он оставил Шэрон и Нила без двух минут одиннадцать. Ровно в одиннадцать прибывал поезд, и он поднялся по пандусу и лестнице вместе с восемью или десятью пассажирами.

Пристроившись к троим из них, он дошел до выхода на Вандербилт-авеню. Для любого наблюдателя он выглядел четвертым в группе. Когда они пошли налево, на авеню, он незаметно отделился. Свернул направо, бросил взгляд через дорогу и замер. Рядом со старым «Шевроле» стоял полицейский тягач. Бренчали соединительные тросы. Они собираются увезти его машину!

Позабавившись ситуацией, он двинулся в верхнюю часть города. Нужно позвонить из будки перед «Блумингдейлом». Прогулка в пятнадцать кварталов остудила пульсирующее желание, возникшее после поцелуя Шэрон. И она хотела его так же сильно. Он это почувствовал.

Если бы не мальчишка, можно было бы заняться с Шэрон любовью. Но его глаза, хоть и в повязке, мешали. Может, и через повязку он что-нибудь видел. От этой мысли становилось не по себе.

Снег почти прекратился, но небо оставалось темным и мрачным. Он нахмурился, понимая, как важно, чтобы дороги были чистыми, когда он заберет деньги.

Он собирался позвонить Перрисам, а если их не окажется дома — Петерсону, хотя последнее довольно рискованно.

Ему повезло. Миссис Перрис взяла трубку после первого же гудка. Слышно было, что она страшно нервничает. Наверно, Петерсон позвонил им, когда обнаружил исчезновение Шэрон и мальчишки. Сообщение миссис Перрис он диктовал низким, хриплым голосом. Лишь когда она не смогла разобрать имя, взорвался и повысил тон. Так неосторожно! И глупо! Но она наверняка была слишком расстроена, чтобы заметить.

Мягко повесив трубку на рычаг, он улыбнулся. Если Петерсон позвонил в ФБР, те установят «жучки» на заправке «Эксон». Поэтому утром он велит Петерсону поехать в будку на следующей станции обслуживания. Поставить «жучок» туда они просто не успеют.

После звонка его переполняло возбуждение. В дверях маленького магазина одежды он заметил девушку. Несмотря на холод, она стояла в мини-юбке. Наряд, показавшийся ему очень привлекательным, дополняли белые сапоги и белый меховой жакет. Она улыбнулась ему. Густые кудрявые волосы обрамляли ее лицо. Совсем молодая — восемнадцать или девятнадцать лет, — а обратила внимание на него. Он заметил. Глазами она улыбалась ему, и он направился к ней.

Но сразу остановился. Она явно проститутка и, хотя заинтересовалась им искренне, вдруг полиция наблюдает и арестует их обоих? Он опасливо огляделся. Ему приходилось читать о великих планах, рухнувших из-за одной маленькой ошибки.

Он стоически прошел мимо девушки, послал ей быструю улыбку и ринулся в ледяной ветер, чтобы скорее добраться до «Билтмора».

Ключ выдал тот же презрительный портье. Поужинать он не успел и был страшно голоден. Надо заказать две-три бутылки пива в номер. В это время ему всегда хотелось пива. Наверное, привычка.

В ожидании гамбургеров, картошки-фри и яблочного пирога он отмокал в ванне. В комнате на вокзале было так сыро, холодно и грязно. Вытершись, он надел пижаму, купленную специально для этой поездки, и внимательно осмотрел костюм. Не запачкался.

Официанту по обслуживанию номеров достались щедрые чаевые. В кино всегда так делали. Первую бутылку пива он выпил сразу, вторую — с гамбургерами. Третью потягивал под новости в полночь. Опять говорили о Томпсоне. «Последняя надежда на отсрочку смертного приговора для Рональда Томпсона оборвалась вчера. Казнь планируется провести завтра в половине двенадцатого утра, как и было намечено…» и ни слова о Шэрон или Ниле. А боялся он только огласки. Потому что кому-нибудь может прийти в голову сложить два и два.

Женщины в прошлом месяце были ошибкой. Он просто ничего не смог с собой поделать. Больше он не ездит по округе. Слишком опасно. Но когда он услышал их по рации… что-то заставило его поехать.

При мысли об этих женщинах его замутило. Радио пришлось выключить из осторожности. Нельзя… он опять может возбудиться…

Придется.

Из кармана куртки он достал дорогой миниатюрный диктофон и кассеты, которые всегда носил с собой. Выбрал одну, вставил в диктофон, лег в постель и выключил свет. Зарылся поглубже, наслаждаясь чистыми, хрустящими простынями, теплым одеялом и покрывалом. Они с Шэрон будут часто останавливаться в гостиницах.

Вставив наушник в правое ухо, он осторожно надавил на кнопку проигрыша записи. Несколько минут слышен был только шум работающего двигателя, отдаленный визг тормозов, скрип открывающейся двери и его собственный участливый, дружеский голос, когда он выбирался из «Фольксвагена».

Он перемотал кассету до любимого момента, который проигрывал снова и снова. Наконец наслушался. Выключил диктофон, вынул наушник и погрузился в глубокий сон, а в ушах звенел рыдающий вопль Джин Карфолли: «Не надо!.. Пожалуйста… не надо!»

Мэриан и Джим Воглер проговорили до глубокой ночи. Несмотря на попытки Джима утешить ее, Мэриан была в отчаянии.