— Думаю, да.

— Что она ему сказала еще?

— Не помню. Что-то насчет того, чтобы увидеться с ним в среду.

— Она назначила встречу? Человеку, у которого руки, вероятно, были в гипсе и его собирались снимать только на следующей неделе?

Келли кивнула:

— Вроде того. А потом позвонил другой. Наверное, это оказался один из тех звонков, которые ты так не любишь.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, знаешь, когда кто-нибудь звонит тебе во время обеда и просит дать денег или предлагает купить газету.

— «Телемаркет»?

— Да.

— Почему ты решила, что это был «Телемаркет»?

— Сначала миссис Слокум спросила: «Зачем ты звонишь?» И еще насчет того, что ее мобильный был выключен.

Все это выглядело полной бессмыслицей. Энн Слокум вряд ли стала бы переживать из-за того, что Келли подслушала ее разговор с «Телемаркетом».

— Она еще что-нибудь говорила?

— Упомянула об оплате, которую хотела получить. И пыталась заключить с ним какую-то сделку.

— Ничего не понимаю, — пробормотал я. — Она пыталась заключить сделку с «Телемаркетом»?

— А потом она сказала, что больше не желает слушать глупости, иначе можно получить пулю в голову.

Я в растерянности потер лоб, хотя прекрасно представлял себе, что и сам мог бы пригрозить продавцу из «Телемаркета» тем, что пристрелю его.

— Она ничего не говорила про мистера Слокума? — спросил я. В конце концов, Энн взяла с Келли слово ничего не рассказывать ее мужу. Может, это не было случайностью? Впрочем, произошедшее от этого все равно не обретало смысла.

Келли отрицательно покачала головой.

— Что-нибудь еще?

— Нет, ничего. У меня будут неприятности?

Я наклонился и поцеловал ее.

— Никаких неприятностей.

— Миссис Слокум не придет сюда и не будет кричать на меня?

— Ни в коем случае. Я оставлю дверь открытой: если тебе приснится страшный сон или что-то случится, я обязательно услышу, да ты и сама можешь спуститься ко мне. Я буду в подвале. Поняла?

Она кивнула, накрыла Хоппи одеялом, а я выключил свет.

Устало откинувшись на спинку кресла, я попытался найти объяснение фактам.

Что касалось первого разговора, то, судя по всему, Энн звонила человеку, получившему травму. Здесь все выглядело более-менее безобидным. Но второй звонок заинтриговал меня. Если это была всего лишь реклама, возможно, Энн рассердилась из-за того, что ей пришлось прервать первую беседу. Я мог это понять. Вероятно, поэтому она и начала угрожать собеседнику.

Люди часто грозят совершить нечто такое, чего на самом деле не собираются делать. Сколько раз я сам поступал подобным образом? Учитывая специфику моей работы — почти каждый день. Я хотел убить поставщиков за то, что они не доставляли вовремя материалы. Я готов был прикончить тех парней со склада лесоматериалов, которые присылали нам поврежденные доски. Однажды я сказал Кену Вангу, что он покойник, после того как тот забил гвоздь в водопроводную трубу, проходившую прямо за стеной из гипсокартона.

Угроза Энн Слокум пустить кому-то пулю в голову вовсе не означала, будто она на самом деле намеревалась это сделать. Но ей могло не понравиться, что маленькая девочка стала свидетельницей потери ею самообладания. Кроме того, Энн не хотела, чтобы ее собственная дочь узнала, в каком тоне она разговаривает по телефону.

Однако почему она заявила, что именно ее муж не должен об этом узнать?

Впрочем, главной заботой для меня оставалась Келли. Ее нельзя было так пугать. Я мог понять чувства Энн, когда она обнаружила Келли в своем шкафу. Но злиться на нее, угрожать, что она не сможет дружить с Эмили, заставлять девочку сидеть в комнате, забрав при этом телефонную трубку, чтобы Келли никому не могла позвонить, — что, черт возьми, это значило?

Я снова снял трубку и стал набирать номер. И снова нажал на отбой.

Что за спектакль они устроили в своей прихожей, когда я забрал Келли? Было же ясно, Энн не знала о мобильнике у моей дочери. Значит, Келли не должна была мне звонить? И что бы в таком случае предприняла Энн, если бы знала о сотовом Келли?

Я подумал о том, как буду говорить с Энн, когда дозвонюсь до нее.

«Не смей больше поступать так с моей дочерью!»

Или что-нибудь в этом духе.

Если только я наберу их номер.

Несмотря на то что в последние недели мое уважение к Шейле дало сильный крен, я вдруг подумал о том, как бы она поступила сейчас. Они с Энн были подругами. Шейла намного лучше меня умела найти выход из щекотливых ситуаций и обезвредить бомбу, угрожающую разрушить хорошие отношения между людьми. Она умела это делать и в отношении меня. Однажды, когда парень на «эскаладе» подрезал меня на Меррит-парквей, я погнался за ним, чтобы прижать его, а потом хорошенько вздуть.

— Посмотри в зеркало заднего вида, — мягко попросила Шейла, пока я давил на газ.

— Но он впереди, а не позади меня! — возмутился я.

— Посмотри в зеркало заднего вида, — повторила она.

Я подумал: «Черт! Копы сели на хвост!» — но взглянув в зеркало, увидел Келли, сидевшую в своем детском креслице.

— Если ради того, чтобы свести счеты с придурком, ты готов рискнуть безопасностью дочери, тогда действуй, — сказала мне Шейла.

Я убрал ногу с педали газа.

Весьма разумный совет от женщины, которая припарковалась поперек съезда, из-за чего погибла сама и лишила жизни еще двоих. Воспоминания о той ночи никак не вязались с моим восприятием Шейлы как спокойного, рассудительного человека. Кажется, я знаю, что бы она сказала о той нелепой ситуации, в какой я оказался.

Представим, будто я дозвонился до Энн Слокум и все ей высказал. Возможно, я получу от этого некоторое удовлетворение. Но какие последствия это будет иметь для Келли? Не настроит ли Энн против Келли свою дочь? Не окажется ли Эмили в одном лагере с детьми, которые травили мою дочь, обзывая ее пьяницей и неудачницей?

Я допил виски. Не подняться ли мне наверх и не наполнить ли стакан снова? Пока я сидел, ощущая, как по телу разливается тепло, зазвонил телефон.

Я схватил трубку:

— Алло?

— Глен? Это Белинда.

— А, привет. — Я взглянул на часы — около десяти вечера.

— Знаю, уже поздно, — ответила она на немой вопрос.

— Все в порядке.

— Я тут подумала, мне все же стоит позвонить тебе… Мы не виделись с похорон. Я очень переживала, что не пообщалась с тобой раньше, но, понимаешь, мне не хотелось тревожить тебя.

— Конечно.