Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Петр с отцовского двора уходил, провожала мачеха своего доброго друга. Возвращается, а прислуга ей и говорит, что Петр ушел и вещички унес. Мачеха скорей на чердак, мечется, в вещах роется. Видит, все на месте, лишь перстенька нет, а она на него зубы точила.
Чуть не взвыла она от злости, а потом ногой топнула, ухмыльнулась, все позапирала, нарядилась и помчалась в замок к господину управляющему. Давно собиралась она с пасынком расправиться, да все не знала, с какой стороны к нему подступиться, и решила пожаловаться, будто он ее обокрал. Раньше служила она у богатого управляющего в прислугах и в клевете, и в лести поднаторела. Сначала пошла к хозяйке и пожаловалась. Та все рассказала своему мужу. Когда вошла хитрая бабенка к нему в кабинет, управляющий, похлопав ее по кругленькому плечику, ласково спросил: „Ну, Доротка, как поживаете?"
— Да все бы ничего, сударь, если б не этот бездельник, — ответила вдова и давай управляющему на Петра наговаривать.
Управляющий все выслушал, нюхнул табачку из табакерки, похлопал ее по второму плечику и ответил: „Не беспокойтесь, Доротка, мы ему мозги вправим, а если не удастся, есть у нас еще одно средство."
Поблагодарила его Доротка и вернулась домой. А вечером за Петром явился жандарм. Петр так и обмер. Тетка всплеснула руками, причитает, плачет. А жандарм велит немедля в замок отправляться, если же добровольно не пойдет, грозится заковать в кандалы.
— Что ты натворил? — спрашивает старушка.
— Да что вы, тетя! — отвечает Петр. — Я на своем веку и воды не замутил!
— Зря не будут в кандалы ковать, — убивается бедная женщина.
— Да кто его знает, что господам в голову взбредет, — уговаривает ее Петр.
И, напялив хорьковую шапку да набросив куртку, обнял он тетку и пошел вслед за жандармом. Кабы не стыд, так и заревел бы во весь голос.
Привел его жандарм в замок. А управляющий и разбираться не стал, приказал немедля бросить Петра в карцер — у него в это время гости были, некогда каким-то мужиком заниматься. Захлопнулись двери, Петр упал на солому и горько заплакал.
Рано утром повели его к управляющему и предъявили обвинение в краже перстня.
— Врет она все! — воскликнул Петр. — Перстень мой. Я его получил в наследство от матушки, она сама меня как липку обобрала, а теперь еще говорит, будто я ее обокрал! Чтоб у нее язык отсох!
— Говори, где перстень, и не болтай пустяков, не то я велю тебе всыпать десять горячих, — в гневе закричал управляющий.
— Ну, нет, сударь, это вы бросьте! Я и сам кому хочешь могу кости переломать! — оскорбился Петр.
— Да как ты, мужик, смеешь мне так отвечать? Хватайте его!
Хотели жандармы Петра схватить, но он с такой силой оттолкнул их от себя, что они чуть господина управляющего на землю не свалили!
Бегает управляющий по комнате, а жандармы в дверях стоят, как верные псы.
Петр кулаки сжал, то бледнеет, то краснеет... Твердо решил себя в обиду не давать. Тут синий нос управляющего приобрел алый цвет и надутая физиономия расплылась в хитрой ухмылке. Приказывает Петра увести, а сам к столу садится и принимается строчить...
Утром пришла мачеха узнать, как обстоят дела, а управляющий ей отвечает, что приказал Петра забрить в солдаты.
И повезли Петра в город. Лежал он на телеге связанный, без ума, без памяти. И, только когда привезли на место, понял несчастный, какая беда с ним стряслась.
Всю жизнь ненавидел Петр военную службу, а теперь приходилось солдатскую лямку тянуть. Ну и доставалось же ему от фельдфебеля!
Однажды, получив увольнительную, пошел он прогуляться в поле. Сбросил с себя тесный мундир, перекинул его через плечо и весело зашагал по зеленой траве. Хорошо! Глядит, а по полю плавно двигаются шестеро косарей и налитые колосья склоняют золотые головки под их острыми косами. Посреди поля стоит телега, запряженная волами, и работник в шляпе, украшенной букетиком полевых цветов, копнит снопы. Парни и девушки вяжут снопы и ему подают. Их лица залиты потом, но никто не унывает, все весело поют и шутят.
— Бог в помощь! — поздоровался Петр, когда подошел поближе.
— Спасибо! — закричали девушки. — Идите к нам!
Петр бросил мундир на землю и ловко принялся за работу. Девушки сперва стеснялись, но вскоре стали обращаться с ним просто и дружелюбно, словно он всегда жил среди них. Когда телега была полна, снопы закрепили жердью. Одна девушка влезла наверх и повесила на нее венок из колосьев, васильков и дикого мака, и парень стегнул волов кнутом. Остальные взвалили на плечи грабли и вилы и, весело напевая, двинулись вслед за телегой. Дома работники рассказали хозяйке, как им солдат помогал, и хозяйка тут же принесла ему крынку добрых сливок с хлебом. Петр поел, простился и пошел прочь. Да не в город, а к лесу.
Солнце давно закатилось, а Петр все шагал, пока в полночь не добрался до пригорка, откуда увидал свою родную деревню.
В деревне уже все спали, лишь собачий лай да пение петухов нарушали тишину. У теткиного двора Петр перескочил через забор и тихонько прокрался к дверям. Черный пес заворчал, но Петр его утихомирил.
— Лежи, Черныш, лежи! — И пес спокойно улегся, узнав голос хозяина.
— Тетушка, отоприте, — постучал Петр в окно.
— Кого там несет? — проговорила тетка, крестясь со страху.
— Да не бойтесь, отоприте. Ведь это я, ваш Петр.
— На побывку? — спросила старуха, открывая щеколду.
Но Петр ей не ответил и проскользнул в горницу. Тетка вошла за ним, достала с плиты трут и зажгла лучину. Видит, Петр без мундира и без шапки.
— Что-то ты, парень, чудной какой, что с тобой приключилось?
— Я из армии удрал, уж очень тяжела солдатская доля. Останься я там еще немного, и меня бы повесили. Дайте мне поскорее мое платье, я переоденусь и дальше пойду. Военную одежду спрячьте, чтобы ее никто у вас не нашел. Шапку я бросил в реку, пусть думают, будто я не вынес солдатчины и утопился.
— О, господи, дождалась я радости! — причитала тетка. А потом развела огонь в очаге и сварила племяннику вкусную похлебку.
Переоделся Петр в деревенское платье, стал рассказывать старухе про свои злоключения. А потом надел на голову широкополую шляпу, сунул в карман краюху хлеба и, распрощавшись с плачущей теткой, отправился по свету искать себе подходящей работы.
Пока ходил по ближним селениям — работы не спрашивал, но забрел наконец далеко и остановился в деревне возле богатого двора. Видит, на завалинке человек сидит, в одной руке полбуханки хлеба держит, в другой — кусок мяса. Закусывает.
— Благословен будь твой дом, хозяин, — поздоровался Петр.
— Навеки! — отвечает тот, набивая рот: — Тебе чего?
— Не нужен ли вам работник? Я из солдатчины иду, работу ищу.