Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В доме, не снимая куртки, кладу на кровать, немного расстегиваю и легонько тормошу.
— Павлова, очнись же ты!
Легкий хлопок по щеке и ее ресницы дрожат, а после мучительно медленно распахиваются. Она моргает, но готова снова отключится.
— Не смей! — грозно предупреждаю и, дождавшись легкого кивка, несусь в кухню, где набираю немного воды в кружку, чтобы затем прыснуть на девчонку.
Между всеми этими действиями гадаю… Где же я в этой жизни так накосячил?! Что это? Карма? Иначе, за какие грехи мне послано ЭТО недоразумение?
— Очухалась? — наклоняюсь ближе к ней.
— Х-холодно, — шепчет в ответ.
Губы у девчонки синющие, а сама она трясется. Ее конкретно мондражит. Температура в доме, учитывая разбитое окно, не сильно отличается от улицы.
— Конечно, холодно, Рембо, — беззлобно усмехаюсь, смирившись с этой белобрысой напастью.
Дотрагиваюсь до ее лба. К счастью, он не горячий. Хоть эта беда нас миновала, во всяком случае, пока. Затем ощупываю ее лимфоузлы, отчего она дергается и стонет.
— Больно…
— Здесь? — трогаю за ухом.
— Н-нет, — морщится, — бок…
Расстегиваю куртку дальше и задерживаю дыхание от увиденного. Ее кофта буквально пропитана кровью.
— Вот, что бывает когда не слушаешься старших, — бормочу, между тем аккуратно задирая свитер.
Порез не глубокий, что не может не радовать, но достаточно длинный. Кровь вокруг него засохла и все это представляет картину, скажем так, не радужную. Однако, и я не из робкого десятка. Видал и похуже, поэтому с невозмутимым видом ей говорю:
— До свадьбы заживет.
— Если бы, — фыркает.
К чему была эта фраза, я не интересуюсь. Да и нет мне никого дела, честно говоря. Честное слово. Никакого. Не-а.
Прежде чем встать, словно не своими пальцами (мои так точно не могли) нежно провожу вдоль пореза, как привороженный рассматриваю родинки на кремовой коже около впадинки пупка. Сглатываю, заставляя себя отвернуться и встать. Отсутствие секса на мне дурно сказывается.
На кухне наливаю горячую воду, разбавляю и несу в комнату. Промываю ее рану, поражаясь своей бережности. Должно быть, я никогда в жизни не был таким нежным. Откуда это взялось? С этой девчонкой, как на качелях. Еще не так давно я был твердо уверен в том, что придушу ее, а сейчас боюсь лишний раз сделать больно. С окна задувает, отчего ее кожа покрывается мурашками. Мне же становится душно. Невыносимо душно.
— Еще чуть-чуть потерпи, — когда добираюсь до самой раны, прошу. Засохшая кровь хреново оттирается, а рана, похоже, глубже, чем я предполагал.
Черт! Если не обработать, то может быть заражение.
Роюсь во всех шкафчиках, вспоминая где-то на зарубках своей памяти, что у деда она была. Я нахожу ее в серванте потрепанную временем, кожаную, советскую аптечку с красным крестом. Внутри нее бинт, ватка, зеленка, спирт и йод.
— Я не собирался тебя «пытать» и «лупить», — решаю заговорить ей зубы, промачивая ватку зеленкой.
— Тогда о чем же ты говорил по телефону? — выдавливает из себя.
— У моего друга отвратительное чувство юмора, — отвечаю, прикладывая ватку.
— Твою дивизию! — выкрикивает она, отнюдь не по-женски. Вертится и хнычет, — не надо, пожалуйста. И так нормально.
— А я уже хотел тебя похвалить, — неуместно шучу (с юмором у меня всегда были жесткие проблемы). — Давай же, Соня, осталось чуть-чуть потерпеть.
— Тогда расскажи мне, почему я здесь, — просит, не требует. Этот ее тон мне не знаком, но он подкупает и безотказно работает, поэтому мой язык развязывается.
— В тот вечер я хотел отвезти тебя твоему отцу, но не стал. Догадываешься почему?
— Не понимаю, — озадаченно хмурится, — он бы тебя поблагодарил. Мой отец не остается в долгу. Он и сейчас…
— Я сын Мурчика.
Павлова далека от этого, теперь я в этом уверен. Все сомнения исчезают, когда она непонимающе хмурится. Она представления не имеет кто такой этот Мурчик. Павлов держал ее как можно дальше от всей грязи, и его нельзя за это винить. Но рано или поздно ей придется снять розовые очки.
— Сын того человека, что украл тебя, — разъясняю. Под впечатлением от моих слов она даже не замечает, как я приподнимаю ее за талию, начиная перевязывать.
— Тогда зачем…
— Помог тебе? — обрываю на полуслове. — Можешь не верить мне, но я не мой отец. Я не веду так бизнес, но наши отцы, — мнусь, не желая посвящать ее во все грязные подробности. Да и нужно ли ей вариться в одном котле с нами? Девчонке студентке с мужиками, что давно просрали свою совесть?!
— Наши отцы кое-что не поделили. И я тоже, поэтому… — неловко пожимаю плечами. Впервые испытываю нечто похожее на стыд, потому что мои слова звучит так, будто я прикрываюсь женской юбкой. Что не так уж далеко от правды.
Завязываю красивый бантик, словно он загладит вину, и встаю, хлопая себя по коленям.
— Будете жить, пациент.
— Мой отец не пойдет на уступки, — огорченным голосом произносит. — Он не такой. Для него его «слово», — горько усмехается, — важнее всего. Даже собственной дочери.
И вновь непонятная фраза, что интригует, однако я не решаюсь спросить. Вместо этого иду менять воду на чистую и теплую.
— Нужно отогреться, — присаживаюсь на корточки около ее ног, снимаю насквозь промокшие носки, но дальше не рискую. Надоело быть подонком. — Тебе нужно снять мокрые вещи.
— Отвернись, — настаивает, но вместо этого я собираюсь выйти из дома. — Стой! — окликает. — Возьми куртку, — поспешно снимает с себя. — Я замотаюсь в одеяло.
Без лишних вопросов надеваю куртку и выхожу. Стараюсь отнестись как можно проще к тому факту, что в доме почти обнаженная девушка. Что я баб голых не видел?! Пфф! То ли ещё было.… Но, тем не менее, сигарета заканчивается быстрее обычного.
Когда возвращаюсь обратно, Соня уже отпаривает ноги, закутанная в одеяло по самые уши.
Миленько…
Дерьмо! Я что действительно подумал, что закутанная в пуховое одеяло женщина это миленько?!
Похоже, у меня горячка.
Мотаю головой, будто пытаясь выбросить эту чушь из головы. Не то чтобы это помогло. Единственное что помогает, это когда она потирает свои плечи в тщетной надежде согреться. Поток моих мыслей переключается, и я начинаю искать хоть что-то отдаленно похожее на то, чем бы можно было бы замуровать окно. В итоге у меня есть несколько идей. Доски, которые можно прибить, старое покрывало и пленка. Я останавливаюсь на третьем варианте. Прибить пленку не занимает у меня много времени, но когда дело сделано на улице начинает светать. Большую часть ночи мы бродили по лесу, я устал как собака. Если Кислый
