Разумеется, персонажи этого «синодика» – олимпийские высоты, пергамские фрески, титаны, с искажёнными схваткой ликами. Но ведь у подножия Олимпа тоже шла борьба, в которой погибали безвестные легионы агентов «Народной воли» и тех, кто имел неосторожность приблизиться к их сражению:

Как могла Инна Эразмовна уцелеть в этой мясорубке 1881–1882 годов, и впрямь напоминающей языческую гекатомбу? Мистический строй мыслей приводит к заключению о воистину безграничной силе родительской молитвы, вознесённой к небесам в час кончины:

Рациональное же размышление указывает, что при всех потерях, понесённых «Народной волей», вплоть до начала 1883 года недосягаемой для агентов Судейкина продолжала оставаться главная цель – В. Н. Фигнер, и поэтому всех известных Департаменту полиции конфидентов Веры Николаевны (тем более петербургских) Георгий Порфирьевич держал про запас, нетронутыми:

Судейкин на рубеже 1882/83 годов начинал главную операцию своей жизни.

В начале февраля 1883 года на одной из харьковских явок Фигнер вдруг объявился её протеже в Исполнительном комитете Сергей Дегаев, арестованный в декабре прошлого года в Одессе. С чувством он рассказал грустную, но героическую историю о своём дерзком побеге из одесской тюрьмы[53]. Радость встречи помрачила сознание Веры Николаевны. Она не только не застрелила Дегаева как бешеную собаку сразу по окончании захватывающего рассказа, но и похвасталась ему, какую замечательную конспирацию она завела в Харькове, проживая по дубликату паспорта одной из учениц фельдшерских курсов. Когда к 8 часам утра будущие фельдшерицы шли на занятия, из дома можно было выходить смело: кто из харьковских прохожих в толпе курсисток может её опознать?

– Разве что Меркулов встретит меня на улице! – смеясь, добавила Вера Николаевна.

Все знали уже, что одессит Меркулов был провокатором. Он и встретил Фигнер, выходящую из дома, ровно в 8 часов утра 10 февраля, два-три дня спустя после её разговора с Дегаевым. Некоторое время они молча шли рядом, потом Фигнер, пытаясь бежать, шагнула к переулку, но тут на неё со всех сторон набросились переодетые жандармы и через сутки она была уже переправлена в петербургскую Петропавловскую крепость, а оттуда – в одиночный каземат Шлиссельбурга.

На двадцать лет.

Судейкин торжествовал. Радость добычи помрачила сознание Георгия Порфирьевича. Он не только не застрелил Дегаева как бешеную собаку сразу после отлова Фигнер, но и оставил его в числе своих действующих агентов. А Дегаев (он был сообразителен) использовал представившийся ему шанс: объявился в новом парижском Исполнительном комитете «Народной воли» и с чувством рассказал грустную, но героическую историю о созданном им на паях с самим Судейкиным патриотическом заговоре, для успеха которого он, Дегаев, и вынужден был сдать Судейкину и Фигнер, и ещё… Расчёт был безошибочным. Члены Исполнительного комитета, «вынужденные горькой необходимостью преодолеть свою нравственную брезгливость и законное негодование» (формулировка из официального заявления «Народной воли»), сообразили, конечно, сразу, что через Дегаева им открывается прямой путь к Судейкину. Дегаеву «оставили жизнь с безусловным изгнанием его из партии с запрещением ему, под опасением смерти, вступать когда-либо на почву русской революционной деятельности» (вновь официальная формулировка), но взамен потребовали убить Судейкина. Да не просто убить, а так, чтобы… «Система Судейкина была вполне определённа, – писал лидер заграничного Исполнительного комитета Л. А. Тихомиров, – он поставил себе за правило – обращаться с предложением поступить в шпионы – решительно ко всякому. Чем мотивировать такое предложение – это всё равно. Будет оно принято или отвергнуто с презрением – это, конечно, не всё равно, но труд и хлопоты в обоих случаях не пропадают даром Всё это приучает всех к мысли о естественности и законности собеседования порядочного человека с чинами секретной полиции. Нельзя, к сожалению, не заметить, что таким путём деморализация и действительно проникала в общество и молодёжь». И действительно, если идейная российская молодёжь начнёт вдруг добровольно становиться под охранительные знамёна (а с приходом Судейкина к руководству политическим сыском происходило именно это) – дело «Народной воли» можно считать проигранным. Судейкина нужно было убивать срочно: он буквально на глазах вырастал из жандармского сыщика в общественную фигуру слишком большого масштаба[54].

В Петербурге повеселевший Дегаев (он был изобретателен) поручил двум прикомандированным к нему дюжим напарникам, Стародворскому и Коношевичу, купить два дворницких лома, укоротить их и отточить, а сам подал Судейкину сигнал, что ждёт его на конспиративной квартире.

16 декабря 1883 года Судейкин в сопровождении своего племянника, полицейского чиновника Николая Судковского, появился у Дегаева на Невском, 93. В квартире № 13 Дегаев выстрелил Судейкину в спину и выбежал вон[55], а Коношевич стал убивать раненого ломом, заглушая истошный крик Георгия Порфирьевича: