«Шевроле» ожил и, совершив разворот, быстро проехал мимо Квина. За рулем его сидел костлявый парень, левое запястье которого было обмотано серебристой клейкой лентой.

По воскресеньям Иерихон всегда безлюден. Едва ли не единственным посещаемым местом в этот день бывает стоянка грузовиков. Привокзальная столовая и учреждения деловой части города закрыты. В старом городском кинотеатре открыли новую церковь, возле которой стоял раскрашенный от руки фанерный щит, рекламировавший богослужения брата Дэвиса. Под стеклом оставались только две киноафиши. Одна посвящалась фильму с начинающим актером Кирком Кэмероном о спасении брачного союза, на другой был нарисован большой авиалайнер, символизирующий Судный день человечества. Парковка была заполнена лишь наполовину. Даже через закрытые окна Квин слышал пение и звуки электронной музыки внутри помещения. Он ехал на восток, помня, что к часу должен быть у своей матери.

Под колесами машины тянулись бесконечные ленты дорог, отходящие от Главного шоссе и ведущие к городскому кладбищу. Квин подумал было посетить могилу дяди, но не захотел останавливаться. Он миновал станцию добровольной пожарной дружины и волокноотделитель хлопка, который не работал многие годы. Проехал старый патронный завод и мастерскую по ремонту коробок передач и, наконец, старое городское кладбище, где хоронили солдат Гражданской войны, умерших после ранения в госпиталях Иерихона.

Там, где заканчивалась мощеная дорога, под шинами его грузовика потянулось гравиевое покрытие, повернувшее затем на север. К стоявшим вдоль дороги соснам были прибиты таблички с обозначениями частных участков земли, охотничьих клубов и лесозаготовительных компаний. В этих местах люди из ближайших селений сваливали в длинный овраг отработавшие свое холодильники и стиральные машины, детали автомобилей. Их покрывала прошлогодняя сосновая хвоя, ржавые банки из-под пива, подгузники и старые пластмассовые куклы. Если бы у него было сейчас пиво, подумал Квин. Он поискал по радиоприемнику музыку, но нашел лишь проповеди о спасении души и порицания грешников этого мира. Вышел на диапазон старой рок-н-ролльной станции из Тупело, но обнаружил, что ее передачи превратились в пустопорожнюю говорильню. Опустив стекла на дверцах, Квин почувствовал приятный холодок. Достал из куртки сигару, которую передал ему вчера судья Блэнтон, и закурил. Миновав поворот, он вновь выехал на асфальт туда, где дорога соединялась с шоссе № 9. К северу на просеках расположились несколько трейлеров.

Впереди на значительном расстоянии от машины шла одинокая фигура. Человек был одет в старый армейский китель и потрепанные брюки, заправленные в ботинки-дезерты. Догнав его, Квин сбавил скорость и посигналил. Человек обернулся.

Это был Бум Кимбро.

– Садись, – пригласил Квин. Зажав в зубах сигару, он потянулся и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья. – Куда направляешься?

Бум неопределенно пожал плечами.

– Ты идешь к нам обедать, – твердо сказал Квин. – Неужели собираешься оставить меня один на один с религиозными друзьями моей мамы?

Бум улыбнулся. Квин вел машину так же, как в то время, когда они вместе ездили в школу, стараясь, чтобы дорожная полиция не застала их врасплох. Они знали каждую проселочную дорогу в округе.

– Помнишь, как мы обогнали помощника шерифа, старика Фрэнка? Интересно, как он сейчас.

– Он умер.

– Он напоминал мне Барни Файфа.

– А ты куда ездил? – спросил Бум.

Квин рассказал ему о встрече с дядей Вэном, о шлюхе на автостоянке, поездке в Брюс и о беременной девушке в придорожном ресторане.

– Ты уверен, что это был тот самый парень?

– В противном случае я сломал запястье другого парня.

– Ты любишь драться, Квин.

– Это был он.

– Как выглядел другой? Тот, что был с девчонкой.

Квин перечислил ряд признаков: мускулистая фигура, бритая голова, гнилые зубы и револьвер 45-го калибра.

– И у него была татуировка с трилистником на шее. Должно быть, это ирландец, – добавил он.

– Либо он из Арийского братства.

– Это их символ?

– Да. Позаимствовали «знак мира».

– Узнаешь кого-нибудь?

Бум кивнул, удобнее распределяя на сиденье свой большой вес. Он подался вперед, чтобы отодвинуть кресло, потянул левой рукой ремень безопасности.

– Этого ублюдка зовут Говри. Его люди прибыли сюда примерно два года назад. О нем идет дурная слава. Обосновался в Мемфисе, распространяет наркотики по всему округу, убирает всех, кто становится на его пути.

– Как ты думаешь, почему Уэсли не сообщил мне об этом?

– Потому что набрался немного ума, – ответил Бум. – И знает тебя.

– Какая роль во всем этом Джонни Стэга?

– Опять двадцать пять! – воскликнул Бум. – Брось это, Квин. Лучше всего забыть об этом.

Он ее ударил. Это не удивило Лену, после того как она плюнула в лицо этому человеку. Удивило же ее то, что он передал ей пачку банкнотов по двадцать долларов и предложил смыться. Он взял ее туда, где жил сам, где жили все они. Она узнала, что его зовут Говри. У нее не было уверенности, имя это, фамилия или кличка. Вместе со своими парнями он владел пятью трейлерами, спрятанными в большом овраге у проселочной дороги к северу от Иерихона. Он сообщил ей, что они планируют вскоре вызволить Чарли из тюрьмы, – Лене все еще было непривычно, что эти люди называют ее парня Чарли, а иногда Слим. Они обещали заботиться о ней, если она не будет трепыхаться. Они составляли семью Чарли и, раз он внедрил в нее свое проклятое семя, стали семьей и для Лены. Взбучку она получила, когда впала в истерику. Сказала, что останется сидеть в машине. Говри же просто тронулся с места, поехал вокруг площади и выехал прямо на главную дорогу к северу. Она схватилась за ручку тормоза этого черного «камаро» и далее почувствовала, будто ее лягнул мул.

Ее удивило также то, что трейлеры были электрифицированы, хотя располагались далеко от главной дороги. Но вскоре она услышала натужное гудение генераторов и заметила скопление газовых баллонов красного цвета у входа в покосившийся сарай. Трейлеры проржавели и износились. Ступеньки были сделаны из древесных отходов или представляли собой просто положенные друг на друга кирпичи. Длинный искусственный водопровод снабжал сарай водой. Казалось, это сооружение существовало уже сотню лет. В полдень она обнаружила, что здесь собиралось не менее четырнадцати – шестнадцати мужчин. Некоторые приводили с собой женщин и детей. Другие приходили одни. Большинство из них курили марихуану и жевали табак, собравшись вокруг Говри, который обращался к ним с речью. Лена ожидала услышать проповедь, но вместо этого до нее доносились слова о саморазрушении мира из-за существования в нем мексиканцев и ниггеров. И если соратники Говри не позаботятся о том, чтобы добыть больше денег для покупки оружия, то они сгинут во тьме, которая покроет землю.