Из точно такого же кухонного коридорчика, как в особняке Паниных, выглянула крупная, еще довольно молодая женщина с живыми ярко-карими глазами.

— Да, Леонид Леонидович?

— Мы пойдем подышим воздухом, горячее можешь подавать минут через тридцать!

— Хорошо, Леонид Леонидович, — домработница улыбнулась, как показалось Нине Владимировне, слегка заискивающе, и исчезла. А гости один за другим начали подниматься из-за стола.

Последней встала Маша.

— Где тут у вас туалет? — нарочно громко спросила она. — Там же, где и у нас, на втором?.. Идите, я вас через пару минут догоню.

— Не боитесь заблудиться? — Любомир бросил на Машу короткий и, как внезапно почудилось Нине Владимировне, злой взгляд. — За окнами темень, а фонарик только один… Впрочем, если вы подождете немного на веранде, пока я дойду до «сторожки», проблем не будет: у меня там теперь постоянная иллюминация… Так и сделаем. Но горе мне — одна из моих тайн раскрыта!

Он действительно оставил гостей на крыльце и с фонариком в руках устремился в глубь сада. Насколько Нина Владимировна знала, домик, о котором шла речь, находился в стороне, прямо противоположной Панинскому особняку. Огонек фонарика прыгал в темноте, то исчезая, то появляясь вновь. Нина Владимировна с удовольствием втянула в себя свежий воздух ночного сада.

— Да, — рядом с генеральшей внезапно раздался тихий женский голос. — Воздух просто удивительный… Единственное, чем здесь можно наслаждаться…

Нина Владимировна слегка вздрогнула от неожиданности и посмотрела на бесшумно появившуюся рядом с ней фигурку красавицы-гостьи. И, не зная, что на это ответить, оглядев гостей, почему-то спросила:

— А вашего супруга устройство здешнего владения совсем не интересует?

— Ну почему же, — Катя покачала головой. — Он сразу пошел вслед за Любомиром: Саша в темноте ориентируется как кот, такая редкая особенность зрения… Я, пожалуй, тоже пойду… Вы останетесь?

— В моем возрасте подобные эксперименты чреваты, — улыбнулась Нина Владимировна. Эта молодая, напряженная, словно натянутая струна, красавица ей чем-то нравилась. Неужели и у этой грустной изящной девушки с хорошими манерами тоже есть какие-то основания бояться Любомира? Сомнений в том, что их новый сосед настоящий шантажист, у генеральши почти не осталось. На своем веку она прочла достаточно детективов, чтобы решить, что единственное объяснение всеобщей мрачности за таким щедрым столом, возглавляемым веселым и разговорчивым хозяином, вовсе не замечающим подавленность гостей, — шантаж… Конечно, возможны и иные неприятности. Но шантаж, с ее точки зрения, был вероятнее всего — во всяком случае, был подслушанный разговор… Господи, но кто же, кто? Которая из ее невесток разговаривала с соседом в ту ночь? Если бы Нина Владимировна проснулась хотя бы минутой раньше, она бы сегодня не мучилась этим вопросом… А вдруг это все-таки были не Эля или Маша, а как раз красавица Катя?..

— Жень, — за спиной генеральши Володя окликнул брата, — пойдем-ка и мы следом за дамой… Мне нужно с тобой поговорить! Срочно!..

— Поговорить? — в голосе Евгения прозвучала неуверенность. — А как же Маня? Она ж заблудится без меня… До дома с разговором подождать нельзя?

— Нельзя! Пойдем… Мама и Эля ее подождут и проводят. Тем более ты же слышал, у него тут какая-то иллюминация. Дорожки будут видны… Пошли!

Нина Владимировна не успела вмешаться, потому что заговорила Эльвира.

— А вам не кажется, что он слишком долго возится со своей иллюминацией? По-моему, у него там что-то заело. Пойдемте, может быть, надо помочь… Да не волнуйся, Володя, не собираюсь я ваши секреты подслушивать, просто надоело тут стоять, зябко да и не очень уютно в темноте.

— Иди, иди, Эля, я правда подожду Машу, а там и свет зажжется, — генеральша слегка подтолкнула Эльвиру. Ей совершенно не хотелось брести по темному саду на ощупь, хотя знала она его прекрасно. Сколько раз вместе с хозяевами именно в их саду — так уж повелось — они с Нюсей варили вишневое варенье из «академических» вишен, которых тут каждое лето было видимо-невидимо, а в генеральском саду, хотя находился он рядом, вишни почему-то родили неохотно…

Возражать ей никто не стал, и вскоре Нина Владимировна осталась на крыльце одна.

Подумать о чем-либо она не успела. И в первое мгновение даже не поняла, почему она, словно ни с того ни с сего, вопреки возрасту, вопреки больным ногам, вопреки, наконец, своему неизменному чувству собственного достоинства, вдруг сорвалась с места и бросилась во тьму сада, споткнувшись о корень какого-то дерева и только чудом не упав, почему мчится, не разбирая дороги, прочь от дома… «Выстрел! — прохрипела Нина Владимировна, задыхаясь, вцепляясь в ствол подвернувшегося дерева, чтобы не упасть, обеими руками. И повторила вновь: Господи, это был выстрел…»

Звук, раздавшийся из густой и плотной глубины сада, тьмы, заставивший Нину Владимировну рефлекторно сорваться с места, действительно был выстрелом. Сухим лающим пистолетным выстрелом… Генеральша хорошо разбиралась в оружии. В том, что это был выстрел, она не могла ошибиться… И она не ошиблась, поскольку, пока Нина Владимировна пыталась отдышаться, вцепившись в дерево, раздался отчаянный женский крик. В следующую секунду ей показалось, что сад буквально взорвался от разных звуков, как будто кто-то ломал деревья и кусты. Будто несметные толпы взявшихся откуда-то людей мчались напролом сквозь заросли, сметая все на своем пути… И она тоже помчалась, забыв про свой возраст, больное сердце и ноги. Вдруг вспыхнул яркий свет, и Нина Владимировна поняла, что находится почти рядом со «сторожкой». Она почему-то обратила внимание на выложенную красной плиткой новую дорожку.

Генеральша очутилась возле домика буквально через несколько секунд, даже не успев по-настоящему запыхаться.

«Сторожка» действительно была приведена в полный порядок. Обложенный кирпичом фундамент, стены и входная дверь обиты свежими золотистыми досками, разноцветным мозаичным стеклом застеклены окна. Насчет иллюминации Любомир тоже не солгал: за нее вполне могли сойти четыре столба со светящимися матовыми шарами — по два с каждой стороны от входа в домик — и еще два обычных фонаря, довольно ярких, на другой стороне аккуратно расчищенной круглой площадки перед сторожкой, уставленной по периметру скамеечками-качелями… Все это Нина Владимировна почему-то разглядела в одно мгновение.

Первое же, что выхватил взгляд, едва она очутилась на площадке перед «сторожкой», был сам Леонид Любомир.

Хозяин всего этого великолепия лежал, широко раскинув руки, уткнувшись лицом в первую из трех ступенек небольшого крылечка перед входом, неловко подвернув под себя правую ногу. Впрочем, лица, возможно, у него и вовсе больше не было, если пуля, выпущенная сзади в голову Любомира, прошла навылет — такая вот нелепая мысль первой мелькнула в уме Нины Владимировны. Как не было затылка, на месте которого образовалось кровавое месиво, уже успевшее стечь на землю и образовать вокруг головы темную, на глазах впитывающуюся в землю лужу.