Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мико что-то шепнула на ухо матери.
— Свэггер-сан, — сказала Сюзанна, — моя дочь считает, что вы Железный Дровосек из «Волшебника страны Оз».
Все рассмеялись.
Боб вспомнил героя этого сказочного фильма, который он много лет назад просмотрел на видеокассете вместе с дочерью. Это был высокий сверкающий человек странного вида с огромной жестяной грудью и воронкой на голове. Наверное, таким Боб казался маленькой Мико. Он пожалел о том, что не может пускать из воронки дым, как делал настоящий Железный Дровосек, ибо это вызвало бы у девочки бурю восторга.
— Порой по утрам мне кажется, что неплохо бы смазать суставы маслом, — сказал Боб. — Так что, похоже, в ее словах есть доля правды. Малышка, я сделан не из железа, а из кожи и костей, как и все люди.
Но Мико уже решила для себя: Свэггер — это Железный Дровосек.
Внимание всех членов семьи было приковано к Бобу. И хотя это было обусловлено законами гостеприимства, интерес был неподдельный. Вышколенные японцы приняли гайдзина в свою среду, дали ему почувствовать себя одним из них, угостили его. Они смеялись над шутками Боба, с огромным интересом слушали его рассказ в переводе своего отца. Языковой барьер быстро растаял.
Вскоре Мико решила, что ей уделяют недостаточно внимания. Она пришла к выводу, что пришла пора посидеть на коленях у отца, и набросилась на него, словно защитник, встречающий прорвавшегося к воротам нападающего. Не успел Яно опомниться, как малышка уже забралась к нему на руки.
Все рассмеялись.
— Наша Мико — сущий чертенок, — со смехом заметил Филипп Яно.
Повернувшись к Бобу Свэггеру, Мико высунула язычок, затем, весело рассмеявшись, уткнулась лицом отцу в грудь, крепко прижимаясь к нему в поисках уюта. Однако вскоре ей это надоело, и она напала на другого члена семьи.
Все это время красный сверток лежал на диване рядом с мистером Яно. Тот ни словом не обмолвился о нем, даже не взглянул на него ни разу. Казалось, он совершенно о нем не думает. Свертка словно не существовало.
Но наконец пришло время.
— Мистер Свэггер, позвольте пригласить вас в свою мастерскую, где мы осмотрим меч.
— Да, с удовольствием.
Мистер Яно обратился по-японски к старшей дочери.
— Я попросил Томоэ сопровождать нас, — объяснил он. — Она будет делать записи. Так я смогу задокументировать свои первые впечатления, чтобы позднее к ним можно было еще вернуться.
— Разумеется.
Семейная церемония официально завершилась. Боб спустился вместе с мистером Яно вниз. Вежливая, хотя и молчаливая Томоэ следовала за ними.
Крошечное помещение, куда они вошли, было аккуратным до скрупулезности. На одной стене висели семь японских мечей различной длины, по-разному изогнутых, в ярких лакированных ножнах — сайя. На другой стене были полки, заставленные множеством книг о холодном оружии. На верстаке лежали точильные камни, маленький молоток, несколько бутылочек с маслом, какой-то порошок, различные инструменты и ветошь — все аккуратно разложенное.
— Вижу, вы относитесь к мечам серьезно.
— Я стараюсь постигнуть искусство полировки. Оно очень сложное, и у меня, если честно, не хватает терпения. Но я работаю над собой, думая: «Если я научусь этому, я действительно чему-то научусь».
— Я вас понимаю. Иногда лучше всего сосредоточиться на малом. Это позволяет отрешиться от окружающего мира; в то же время это и будет весь мир.
Отец перевел его слова дочери, и та тотчас же ответила.
— Томоэ говорит, что в прошлой жизни вы несомненно были японцем. Это многое объясняет.
— Принимаю это как комплимент.
— И совершенно правильно. Ну а теперь займемся мечом.
Филипп Яно положил сверток на верстак. Боб занял место у него за одним плечом, а дочь, вооружившаяся блокнотом и ручкой, — за другим.
— На протяжении более чем тысячи лет наша страна была буквально одержима вот этим, — начал Филипп Яно, — Представитель западной культуры, наверное, скажет: «Это всего лишь кусок стали». Однако в нем представлены все наши национальные черты: любовь к героизму, но также и любовь к насилию; чувство справедливости, но также и готовность убивать; сила нашего общества, но также и жестокость, порожденная этой силой; дисциплина, мастерство, но также тирания и даже диктатура. Я внимательно занимаюсь изучением этого вопроса вот уже год, с тех самых пор, как… в общем, как вышел в отставку. Однако я до сих пор почти ничего не знаю. У нас есть люди, которые посвящают всю свою жизнь исследованию таких вещей. А вы дарите мне наивысшее мгновение моей жизни. Исследования, которыми я занимался на протяжении последнего года, сейчас получат практическое приложение не только к истории и культуре нашей страны, но и к прошлому моей семьи. Право, друг мой, я вряд ли смогу когда-либо отблагодарить ваше благородство, щедрость вашей души. Я перед вами в неоплатном долгу.
— На самом деле один солдат просто протянул руку другому солдату, чтобы почтить память двух других солдат, которые приходились им отцами. Мы долго шли к этому мгновению и по праву его заслужили. Так давайте же им насладимся.
— Давайте.
Филипп Яно развернул сверток, открывая меч, много повидавший на своем веку, поцарапанный, с зазубринами. Сразу было видно, что этот клинок не просто полоска стали, заключенная в ножны; он пробивал себе дорогу в истории.
Отец сказал несколько слов дочери, и та принялась прилежно записывать. Затем он перевел Бобу:
— Я вижу син-гунто образца тридцать четвертого года, с отсутствующей кисточкой, однако ножны металлические, то есть образца тридцать девятого года, и, следовательно, они не из оригинальной комплектации. Гм, оплетка истрепана, на ней грязь, предположительно пот моего отца и капелька его крови. Или чьей-то еще крови. Внимательно глядя на штифт, я вижу следы какого-то черного липкого вещества, возможно, смолы или туши. Еще я вижу свидетельства того, что недавно к штифту прилагали усилие: сплошное кольцо липкого материала, служившее своеобразной печатью, порвано. Смола или тушь в месте разрыва чуть темнее, на основании чего можно предположить, что до самого недавнего времени она была укрыта от прямого света.
— И что это значит? — спросил Боб.
— Не знаю. Но у меня есть одна догадка. Скорее всего, кто-то пытался выбить штифт.
— Томми Калпеппер признался, что в детстве с приятелями как-то попробовал вытащить штифт. Они хотели разобрать меч. Но у них ничего не получилось.
Мистер Яно молчал. Наконец он сказал:
— Ну хорошо. Теперь лезвие.
Словно играючи, он протянул руку, вытащил меч из ножен и, не трогая лезвия, хотя сразу же было заметно, что сталь покрыта царапинами и зазубринами, бережно положил его на верстак.
— Кото? — спросила дочь.
— Вероятно, подделка под кото, выполненная синто.