Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В камере воняло еще хуже, чем в коридоре — к запаху сырости добавилась еще и настойчивая вонь блевотины, Тейвон поморщился и окинул помещение взглядом, насколько это мог позволить ненавистный капюшон.
Здесь не было ничего, кроме отсыревшего тюфяка на полу и отхожего ведра в углу, но камера все равно казалась тесной, словно гроб. И еще теснее ее делал человек, что сидел на полу, закованный в цепи, но при этом совершенно свободный в своих словах и взглядах. Он не сводил с Эйдена пылающих ненавистью глаз, избитое лицо перекосилось в хищной ухмылке.
— Надо же! Быстро вы явились, — На кирацийском он говорил без малейшего акцента, — Еще и этого… еретика с собой притащили.
Тейвон не просто заметил на себе взгляд Эйдена, он его почувствовал. А вот предполагаемый камарил явно не ощущал ничего подозрительного — что ж, подойдем ближе.
— Разве может говорить о ереси человек, помысливший убийство? — Тейвон сделал шаг вперед. Фраза получилась невнятной и корявой, тихий возвышенный голос — еще хуже, но вряд ли этот псих вообще его слушал.
Недо-камарил шарахнулся назад, словно побитый пес, звякнули цепи, а Тейвон почувствовал за спиной настороженное движение Эйдена — как наседка с цыплятами, ей-богу!
— Поднимите его, — Приказал друг гвардейцам. Тейвон на мгновение обернулся и заметил, что у стены уже стоял Ферингрей. Капитан королевской охраны готов был сожрать узника одними глазами, но злости не выказывал.
Двое солдат подхватили психа под локти и подняли на ноги, Эйден вышел вперед, все еще придерживая рукой шпагу.
— Я буду задавать тебе вопросы. Ты будешь отвечать. Честно отвечать, — Друг буквально выплевывал слова ему прямо в лицо.
— Хер тебе, урод зубатый! — Псих плюнул Эйдену под ноги, — И еретику твоему. И этому, — Он перевел взгляд на Чарльза, — ублюдку!
— Значит, мы поговорим по-другому, — Эйден улыбнулся, с гордостью обнажив перед психом свои выдающиеся зубы, — Дакен, начни беседу!
“Беседу” начинали известным способом: один удар в челюсть, дальше — как пойдет, вот и этого дружка не обделили. Дакен, глуповатый на вид мужик, больше похожий на огромную гору с ручищами толщиной в ногу Тейвона, сработал аккуратно и быстро, и вот уже псих отплевывался кровью, трусливо потупив взгляд.
— Кто ты такой, мразь!? — Эйден чуть нагнулся к уху узника, не переставая при этом улыбаться.
— Тот, кто убивает двуликих демонов, которым ты служишь, — Выдохнул псих, отчаянно напоминающий животное — кровавая слюна стекает по подбородку, под глазом набухает синяк, глаза сверкают, словно от бешенства, — А этот — их создает!
Тейвон не сразу понял, что узник смотрит на него, но необходимость попробовать еще раз почуял сразу.
— Камарил, значит, — Тейвон сделал еще шаг, вновь опередив Эйдена.
— Да, крыса ты церковная! — Рыкнул псих, дернувшись в руках гвардейцев. Вот только у Дакена не подергаешься — пара секунд, и узник получает щедрый удар под дых, такой, что свалил бы психа с ног, не держи его второй гвардеец.
Тейвон урвал момент, чтобы заглянуть в глаза наемника и, чему он уже не удивился, ничего в них не увидеть. Псих перед ним не был камарилом, хоть и пытался доказать обратное — ветувьяр стоял в шаге от него, а этот идиот, мало того, что не бился в конвульсиях необузданной агрессии, так и вовсе принимал его за Геллиуса.
Настоящие камарилы реагируют на ветувьяров иначе, и эту реакцию не спутать ни с чем. Тейвону хватило нескольких мгновений, чтобы запомнить ее на всю жизнь и до сих пор видеть в кошмарах. Убийцы из ордена Истинного Лика превращаются в монстров, стоит им только почуять ветувьяра — их глаза расширяются, зрачки сужаются, кожа краснеет, а изо рта идет чуть ли не пена, и управлять этим они неспособны. Камарилы совершенно теряют разум, если где-то поблизости находится ветувьяр.
Этот же экземпляр разум явно не терял, хоть и терять там было почти нечего.
— Как ты пробрался в покои принцессы? — Дождавшись, когда Тейвон отступит на шаг назад, спросил Эйден.
— Не твое собачье дело, комендант, — Откашлявшись, бросил псих.
На этот раз уже сам Эйден не стал сдерживаться — его кулак врезался прямо в нос фальшивому камарилу, что-то противно хрустнуло, узник закряхтел и вновь сплюнул на пол:
— Все равно она сдохнет. И ее сраный братец тоже. Великий Нэриус до них доберется!
Говорить и выглядеть как сумасшедший у узника получалось неплохо, но что если при этом он говорил что-то, в чем был смысл? Не успел Тейвон сформулировать вопрос, как узнику под дых вновь прилетел кулак.
— Сколько камарилов в Анкалене!? Говори, мразь!
— Понятия не имею, — Еще немного, и психа вывернет наизнанку прямо под ноги Эйдену. На его месте Тейвон бы отошел, чтобы не запачкать сапоги в блевотине.
— Капитан, — Друг повернулся к Ферингрею, со стеклянным взглядом наблюдающему за происходящим, — Принесите приборы. А то беседа получается бессмысленной…
Не сказать, что Тейвон любил смотреть на пытки, но двадцать лет назад жизнь заставила его налюбоваться на все, что только могли сотворить с изменниками причудливые орудия или, как Эйден изволил выразиться, “приборы”.
— Ваше Святейшество, — Друг повернулся, заглянув Тейвону в глаза, — Не желаете ли удалиться?
— Нет, сын мой. Я пройду этот путь до конца, — Заявил он, расслабляя напряженные до этого плечи. Роль Геллиуса откровенно надоедала, да и играть ее оказалось не так просто, особенно, если ты не такой праведный и не такой тощий, как он.
Ферингрей вернулся с деревянным ящичком в руках через считанные минуты. По приказу Эйдена его вручили одному из торчащих у двери гвардейцев уже в открытом виде, и друг тут же отыскал среди прочих инструментов памятные Тейвону железные щипцы.
— Надеюсь, теперь наш разговор пойдет поживее, — Сверкнул зубами Эйден, — Держите руку…
Тейвон ни за что бы не подумал, что друг умеет так ловко управляться с орудиями пыток — вот что значит, будучи ветувьяром, постоянно пропадать из жизни своих друзей, становясь другим человеком! Подцепив щипцами ноготь узника, Эйден, даже не моргнув глазом, дернул их на себя.
Нечеловеческий крик резанул по ушам, заставив Тейвона поморщиться. Эйден отбросил на пол маленькую окровавленную пластинку, пока узник рядом с ним вопил от боли. Кровь капала на и без того загаженный пол, псих извивался в руках гвардейцев, обливаясь слезами и выплевывая какие-то оскорбления.
Цепкими пальцами Эйден обхватил его за подбородок и повернул к себе:
— Еще раз: как ты пробрался в замок,
