В общем, я выпросила у Михалыча денег на билет и без особых приключений добралась до Задонска.

Здесь я в красочных подробностях описала дедушке, как его старый друг Михалыч чуть было не отправил меня на тот свет и как покойная Дженни Ли оказалась живой Леночкой Леонидовной.

Мы сидели в "кубрике" и ели макароны по — флотски, запивая их "Кровавой Мэри".

— Эх, Михалыч, Михалыч, — качал головой дедушка, — да и вправду сказать, как тут не свихнуться. Сначала ряд тяжелых контузий, затем смерть любимой дочери…

— Дедушка, ты не понял, — втолковывала я, — никакая она ему не дочь. Дженни Ли просто загипнотизировала бедного Михалыча, внушив, что она его дочь.

— Да это я понимаю, — отмахнулся дедушка. У Меня у самого такой же случай в Непале произошел. Меня там в тюрягу посадили, а непалец — сокамерник внушил мне, что я летать умею. Вот я из тюрьмы и улетел.

— Подумаешь, из тюрьмы улетел, — поддела я дедушку. — Ты бы попробовал, как Дженни Ли. Ведь ее действительно похоронили. И доктор Гроб присутствовал на похоронах.

— Ой — ой — ой, — завелся дедушка. — Невидаль какая. Да меня в Голландии с воинскими почестями хоронили. И до сих пор в день смерти венки возлагают. Так что не надо. — Он запыхтел трубкой.

Я для пущей храбрости осушила кружку "Кровавой Мэри". Теперь мне предстояло самое тяжелое — рассказать о пропавшем Володьке.

— Дедушка, — запинаясь, произнесла я, — ты помнишь того мальчика, с которым я приезжала в прошлый раз?

— Жениха, что ль? Конечно, помню. Вот такой парень! — он выставил вверх большой палец. — А что?

Меня снова покинула смелость.

— Ничего. Просто интересуюсь.

— Ты хочешь о нем что — то рассказать?

— Да, — вздохнула я и рассказала.

Дедушка внимательно выслушал мой рассказ.

— Ну, что вы поменялись местами, — это правильно, — одобрил он. — Я сам проделал такую же штуку в Палермо, когда боролся с сицилийской мафией. Встал заместо манекена в витрину магазина. А его посадил в свой "Фиат". А "Фиат" ка — ак рванет!.. Впрочем, сейчас речь не об этом, — оборвал он сам себя. — Как ты могла так крепко спать, вот что меня интересует…

Я виновато молчала.

— Это, внучка, непростительная ошибка, — безжалостно продолжал дедушка. — А вторая твоя ошибка в том, что ты поспешила выпрыгнуть из поезда. Запомни: спешить надо медленно.

Я насторожилась.

— Дедушка, откуда ты знаешь эту фразу?

— Какую такую фразу? — нахмурился он.

— "Спешить надо медленно".

— Это мое любимое изречение.

— Не — ет, — протянула я. — Твое любимое изречение: "Кто узнал жизнь, тот не торопится". А "спешить надо медленно" говорил…

— Я! — раздался за спиной знакомый голос.

Я резко обернулась.

В дверях стоял… Воробей!

— Володька! — кинулась я ему на шею.

Какое счастье!.. Володька жив!..

От радости мы тут же начали отплясывать дикарский танец. Дедушка аккомпанировал нам но Володькиной скрипке.

Наконец, угомонившись, мы сели.

— Воробей, — теребила я его, — рассказывай скорей, что с тобой случилось?! Я умираю от любопытства!

— Да ничего не случилось, — смеялся Володька. — Я просто на минутку вышел в туалет.

— Так я и знала! Вот дура! А я почему — то решила, что тебя похитил доктор Гроб.

— А я подумал, что доктор Гроб похитил тебя.

— А я, — дедушка раскурил погасшую трубку, — сказал Владимиру, что наша дорогая Эмма, не разобравшись в ситуации, сиганула из поезда.

— Но, дедушка, откуда ты мог об этом знать?!

— Большой жизненный опыт, внучка. Я, друзья мои, в такие передряги попадал, не чета вашим. С поезда она, видите ли, ночью выпрыгнула. Ты вот поди — ка на всем ходу перескочи с поезда на поезд! А именно это мне и пришлось проделать, когда я ехал ночным экспрессом "Кейптаун — Солсбери" в Южной Африке.

У Володьки загорелись глаза.

— Капитан Кэп, расскажите!

— Дедушка, расскажи!

— Потом, друзья мои, потом. Не забывайте, что еще не закончены ваши собственные похождения.

— Ах да, — вспомнила я. — Воробей, ты представляешь, наша Леночка Леонидовна…

— Я все слышал, — перебил он. — И знаешь, о чем я подумал: неспроста она тебя на дополнительные занятия оставляла после уроков. Вспомни, не происходило ли во время этих занятий чего — нибудь необычного.

— Да вроде нет… Хотя постой, — наморщила я лоб, — после них у меня все время ужасно болела Глова.

— Ага! — Володька возбужденно вскочил. — Она тебя гипнотизировала! Пыталась извлечь свою информации.

— Молодец, парень, — одобрительно сказал дедушка. — Соображаешь.

— И ей это удалось! Недаром же она хочет от тебя избавиться. Боится, как бы тебя доктор Гроб с генералом Пивоваровым не докопались до твоего подсознания.

— Верно, верно, — кивнул дедушка. — Вам надо спешить, ребята. Вы должны их всех обскакать.

— Не сомневайся, дедушка, — небрежно сказала я, — все будет о’кей, не будь я внучка капитана Кэпа.

— А я и не сомневаюсь, — довольно улыбнулся он.

— Тогда в Москву? — спросил Воробей.

— В Москву! — ответила я.

— Полный вперед! — приказал дедушка.

По дороге в Москву мы детально разработали план предстоящей операции. Мы решили забраться ночью в нашу школу и ознакомиться с личным делом Леночки Леонидовны. Ну а там…

А там — посмотрим.

На первый взгляд операция под кодовым названием "Ночь открытых дверей" (так мы ее назвали из конспиративных соображений) выглядела пустяковой. Сторожем в школе работал дядя Витя. Глухой на правое ухо, хромой на левую ногу и косой на оба глаза. Он жил в маленькой пристроечке, выполняя помимо сторожевых обязанностей еще обязанности дворника и столяра.

Я предложила Володьке напоить дядю Витю водкой, подсыпав в нее, для пущей надежности, еще и снотворное. Но Воробей сказал, что дядя Витя и без водки по ночам прекрасно дрыхнет. Так что со сторожем все было ясно.

Далее следовало достать ключ от директорского кабинета. Это тоже была ерунда. Все ключи висели на деревянном щите в гардеробе, рядом со стулом старушки — гардеробщицы.

А вот в самом кабинете нас могла подстерегать первая неприятность. Я хорошо помнила, что, когда Михал Тарасыч вызывал меня к себе ругать за прогулы, у окна стоял большой сейф. И вполне возможно, что личные дела преподавателей хранились именно в этом сейфе.