Ренн стянула рукавицы и достала из мешочка со снадобьями кусок «крови земли».

– Что ты делаешь? – спросил Торак.

– Снова нанесу Метки Смерти. Ее душа еще, возможно, рядом, так что может получиться.

Ренн надела на указательный палец левой руки напальчник из оленьей кожи и нарисовала на холодном лбу и груди мертвой женщины красно-коричневые круги. Потом Торак приподнял ее, и Ренн нарисовала такие же метки на пятках.

После этого они прижали кулаки к груди и поклонились умершей.

– Пусть хранитель летит с тобой. Пусть твои души останутся вместе и обретут покой.

* * *

Разбивать стоянку рядом с Деревом Смерти нельзя, поэтому они пошли дальше. Ночь была холодной, глаза Волка отливали серебром, но Торак чуял запах снега, а то, что осталось от луны, окружало светящееся кольцо. Это означало приближение бури, луна предупреждала всех живых существ о том, что надо прятаться в норы.

И Торак чуял кое-что еще. Все деревья вокруг – дуб, бук, липа – должны были спать, но они бодрствовали, думали о том ужасе, который случился с их сестрами за Щитом.

Путь преградили поваленные сосны, так что пришлось идти в обход.

Впереди под клубящейся дымкой тумана лежало синее замерзшее озеро. Торак приметил горку из снега – это была хатка бобров – и постарался не думать о семье бобров, которая погибла на реке…

Они пошли через озеро, старались не заходить на недавно появившиеся на белом льду серые пятна.

– Я чувствую, на нас кто-то смотрит, – прошептала Ренн. – Как думаешь, кто-нибудь мог видеть нас у Дерева Смерти?

– Если бы нас видели, мы бы уже об этом знали.

Торак огляделся. На окружавших их склонах никого не было, только залитый лунным светом снег и высокие черные сосны. Но это ничего не значило, племена Глубокого Леса умели прятаться, как никто другой.

Волк обнюхал хатку бобров, прижал уши и отступил.

«Ловушка на бобров?» – подумал Торак.

Так и оказалось. Неподалеку от хатки какой-то охотник вырубил во льду широкую полосу и положил поперек палки, с которых в воду свисали силки из конского волоса. Наживка для такой охоты не требовалась. Бобер, когда просыпался и выплывал к припасам, замечал петли и из-за своего любопытства мог легко попасться в силки.

Торак снова оглядел склоны поблизости. Ловушку устроили недавно – вода еще не замерзла.

Ренн пошла вперед, Волк трусил за ней по пятам и обнюхивал лед. Что-то в поведении Волка насторожило Торака, и он ускорил шаг.

И тут Волк без предупреждения прыгнул на Ренн и оттолкнул ее в сторону.

– Ренн, стой, где стоишь! – закричал Торак.

Ловушка на бобров оказалась обманкой, а вот вторая ловушка была смертоносной. Широкую полосу молодого льда присыпали тонким слоем сверкающего снега. Еще один шаг, и Ренн провалилась бы в воду, а тяжелая одежда утащила бы ее на глубину.

Ренн, ничего не понимая, затрясла головой:

– Это устроили не для добычи, они бы никогда не подняли ее на лед!

Торак вдруг пришел в бешенство.

– Чего вы хотите? – закричал он, обращаясь к безмолвным холмам. – Мы ничего не нарушили!

– Нарушили! Нарушили! – эхом отвечали холмы.

– Надо уйти с озера, – сказала Ренн.

И она была права – здесь они стояли как на ладони.

За спиной Торака началось какое-то движение. Сосны заскользили со склонов на лед. Нет, не сосны, это были охотники в черно-белых парках, они держали над головой копья и быстро скользили вниз по берегу озера на длинных узких полозьях.

Волк широкими прыжками помчался к оврагу на ближайшем берегу. Ренн сбросила с башмаков плетеные шлепанцы и побежала за ним, Торак последовал ее примеру.

В овраге густо росли березы, за ними он не увидел ни Волка, ни Ренн.

Чья-то рука крепко ухватила Торака за запястье, дернула в сторону зарослей, и голос прошипел ему на ухо:

– Сюда!

Глава 10

Метель сотрясала убежище, от каждого нового удара стонала дерево-крыша и хлопала стенами из оленьих шкур.

Ренн дрожала возле жалкого костра из лосиного помета.

– Ты уверена, что они не пойдут за нами? – спросила она женщину, которая была вождем и одновременно колдуньей племени Благородного Оленя.

– Это было предупреждение, не больше, – пробормотала Даррейн. – Если бы они хотели вас убить, вы уже были бы мертвы.

– Что мы нарушили? Что сделали не так? – спросил Торак.

– Вы шли на восток от озера.

– Да, и что? – не поняла Ренн. – Нам надо добраться до священной рощи и провести обряд для возвращения Первого Дерева.

Даррейн вяло пожала плечами:

– Вы не можете. Это против правил.

Она даже не пошевелилась с тех пор, как Торак и Ренн на карачках заползли в убежище. Сидела возле ствола центрального дерева, скрестив ноги и сцепив костлявые руки, и смотрела на них сквозь жидкие прямые волосы. Как и все в убежище, Даррейн с ног до головы была измазана в пепле.

Гувач, парень, который их нашел, объяснил, что племя оплакивает сестер – деревья на Мертвых Землях за Щитом.

– Что это за правила? – хмуро спросил Торак.

Даррейн не ответила, и слово взял Гувач:

– Пока мы держимся к северу от Извилистой реки и к западу от озера и пока мы отдаем им половину добычи, они позволяют нам остаться.

– Кто «они»? – спросила Ренн.

– Вы ничего не понимаете, – сказала Даррейн. – Мы, те, кто во время удара Звезды-Молнии были к северу от Щита, заслужили наказание! Звезда стерла с лица земли племя Рыси и убила половину моих людей! Это воля Всемирного Духа! Значит, это хорошо!

«Хорошо? – удивилась Ренн. – Как такое может быть? И почему Благородные Олени так сильно изменились?»

Они всегда строили превосходные убежища и носили красивую одежду из сшитых стеблями крапивы лосиных шкур, держались особняком, никогда не опускались до драк и верили только в колдовство и мольбы. Их чувство превосходства над другими часто раздражало Ренн. Но сейчас, если бы не вытатуированное на лбу каждого в убежище маленькое раздвоенное копыто, она бы ни за что не узнала в этих поникших людях в драных одеждах Благородных Оленей.

Но почему они так живут? Почему питаются горькой кашей из березовой коры и личинками муравьев-древоточцев, когда в Лесу есть добыча? Почему теснятся возле слабого костра, когда могли собрать охапки хороших веток? И если на то пошло, почему они построили убежище вокруг живого дерева, которое может повалить буря?

Но самые большие перемены произошли с Даррейн. Ее глаза,