— Удивило, не удивило! Почем я знаю! — Он искоса взглянул на Карла поверх бокала.

Эти глаза много чего повидали, в том числе и противников посильнее Карла Мёрка.

Старик отставил бокал:

— Но в ходе следствия выяснилось, что некоторые из них отличались от остальных.

— В каком смысле отличались?

— Мой адвокат постоянно присутствовал на допросах всех шестерых в полицейском отделении Хольбека. Я об этом позаботился.

— Бент Крум, кажется? — вмешался Ассад, но Вальдемар Флорин даже глазом не повел, как будто его и не было.

Карл кивнул Ассаду — замечание попало в точку.

— Вы хотели сказать, кто-то из них странно повел себя во время допросов? И кто же именно?

— Наверное, вам лучше всего позвонить Бенту Круму и спросить у него, раз уж вы его знаете. Я слышал, у него по-прежнему превосходная память.

— От кого слышали?

— Теперь он поверенный моего сына. А также Дитлева Прама и Ульрика.

— Вы сказали, что не были знакомы с друзьями сына, но похоже, что этих двоих вы все же знаете.

— Я знал их отцов. — Старик вскинул голову.

— А отцов Кристиана Вольфа и Кирстен-Марии Лассен вы тоже знали?

— Поверхностно.

— А отца Бьярне Тёгерсена?

— Этого нет. Кто он такой, чтобы я его знал?

— У него было предприятие по торговле лесом в Северной Зеландии, — вставил Ассад.

Карл кивнул. Это он помнил и сам.

— Послушайте-ка, — заговорил Вальдемар Флорин, устремив взгляд к стеклянному потолку, за которым видно было ясное небо. — Кристиан Вольф умер. Кимми исчезла и не появляется уже много лет. Мой сын говорит, что она слоняется по улицам Копенгагена, таская за собой чемодан. Бьярне Тёгерсен сидит в тюрьме. О чем тут еще толковать?

— Кимми? Кирстен-Мария Лассен? Это о ней вы говорите? Так ее называют?

Старик не ответил. Он только отпил из бокала и снова взялся за книгу. Аудиенция была закончена.

Выйдя из дома, они увидели через окна веранды, как Вальдемар Флорин с сердитым лицом швырнул на стол безжалостно изуродованную книжку и схватился за телефон. Может быть, решил предупредить адвоката, а может, хотел справиться в охранной службе, нет ли у них надежной системы перехвата подобных гостей еще у калитки.

— Он много чего знал, — заметил Ассад.

— Да, возможно. С такими, как он, ничего нельзя утверждать наверняка. Они всю жизнь учились следить за тем, чтобы не сказать лишнего. А ты знал, что Кимми живет как бездомная?

— Нет, об этом нигде ничего не написано.

— Вот ее-то нам и надо найти.

— Да, но сперва можно поговорить с остальными.

— Может, и так.

Карл посмотрел в морскую даль. Разумеется, надо поговорить с ними со всеми.

— Но когда такая женщина, как Кимми Лассен, все бросает и отправляется на улицу, для этого должна быть какая-то причина. У подобных людей, Ассад, обыкновенно много очень болезненных воспоминаний, так что хорошо бы ее прощупать. Поэтому мы должны ее отыскать.

Вернувшись к летнему домику, где оставался автомобиль, Ассад постоял, словно взвешивая все, что они узнали.

— Карл, насчет игры я что-то не все понял.

«Как будто прочитал мои мысли», — подумал Карл и сказал:

— Сейчас мы снова пройдемся по всему дому. Я как раз хотел это предложить. Во всяком случае, надо будет забрать игру с собой, чтобы проверили отпечатки пальцев.

На этот раз они обыскали все: хозяйственные постройки, лужайку за домом, покрытую пожухлой травой, ящик для газовых баллонов, но не узнали ничего нового и ни с чем вернулись в гостиную. Там Ассад принялся ползать по полу в поисках двух недостающих треугольников от коричневой фишки. Карл медленно обвел взглядом сувенирные полки и прочие предметы обстановки, потом снова взглянул на принадлежности для игры.

На желтом среднем поле маленькие цветные пятнышки фишек сами бросались в глаза. Одна фишка с теми ломтиками, которые должны были в ней лежать, и другая, в которой фишки отсутствовали. Одна розовая и одна коричневая.

И тут его осенило.

— Вот еще одно рождественское сердечко. — Ассад извлек упомянутый предмет из-под края ковра.

Но Карл не отозвался. Медленно нагнувшись, он поднял две карточки, валявшиеся рядом с коробкой для карт. Две карточки, каждая с шестью вопросами, помеченными соответствующим цветом.

Сейчас его интересовали только два: отмеченные коричневым и розовым.

Затем он перевернул карточки и посмотрел в ответы. И вздохнул с таким чувством, будто только что поставил мировой рекорд.

— Ассад, посмотри-ка сюда, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал тихо и ровно. — И скажи, что ты видишь.

Держа в руке сердечко, Ассад поднялся и через плечо Карла взглянул на карточки.

— Что я должен видеть?

— Не хватало одного розового и одного коричневого вкладыша. — Карл протянул Ассаду одну карточку, а сам продолжал рассматривать вторую. — Посмотри на «розовый» ответ на той карточке и «коричневый» на этой. Что там написано?

— На одной написано «Арне Якобсен», а на другой «Йохан Якобсен».

Оба посмотрели друг на друга.

— Арне? Ведь так звали полицейского, который забрал папку из Хольбека и передал ее Марте Йоргенсен? Какая у него была фамилия? Не помнишь?

Ассад приподнял брови, затем вытащил из кармана блокнот и перелистал записи, пока не дошел до беседы с Мартой Йоргенсен.

Произнеся шепотом несколько непонятных слов, он поднял взгляд от блокнота.

— Ты прав, его звали Арне. У меня это записано. Но Марта Йоргенсен не называла его фамилии.

Он снова пробормотал что-то по-арабски и перевел взгляд на игральную доску:

— Если Арне — это полицейский, кто тогда другой?

Карл вынул мобильник и позвонил прямо в хольбекское отделение полиции.

— Арне Якобсен? — переспросил дежурный. — Ну, это надо спрашивать у кого-нибудь постарше. Одну секунду, сейчас соединю.

Через три минуты вопрос был решен, и Карл убрал мобильник.

Иногда это происходит в тот день, когда тебе стукнет сорок. Или когда ты заработаешь свой первый миллион. Или, в крайнем случае, когда твой отец выходит на пенсию и его дальнейшим уделом становится только решение кроссвордов. В этот день мужчина, как правило, впервые ощущает, что он наконец-то вырвался из патриархальной зависимости и ему больше не придется выслушивать наставительные замечания и чувствовать на себе критические взгляды.