Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А какие сомнения терзали несчастную девушку, было ведомо одной лишь ей…
До рассвета оставалось совсем немного времени. Небо из черно-звездного постепенно становилось темно-серым. Всё вокруг тоже прояснялось в темно-серых тонах. Лишь кое-где не растаявший снег выделялся светлыми островками среди лесного сумрака.
Прохор осторожно пробирался к месту глухариных токовищ. Он уже в который раз пытает счастья в охоте на глухаря, но пока всё безрезультатно. Видимо, сноровки у парня ещё маловато в этом деле. Весь его опыт заключался в наблюдении за действиями пана Войховского, для которого он дважды разведывал глухариные токовища и дважды сопровождал на охоте, а также нескольких попыток самостоятельно добыть эту осторожную птицу. Егор же Спиридонович оба раза удивлял молодого охотника своей грациозностью и мастерством, с каким скрадывал поющего петуха, и оба раза он завершал свои подходы удачным выстрелом.
Сегодня Прохор тоже должен был сопровождать пана Войховского на глухариную охоту, но ещё с вечера Егору Спиридоновичу что-то нездоровилось, и утром он остался дома. Хотя Прохор и сожалел по поводу незначительного недомогания Егора Спиридоновича, но в то же время он втайне был рад такому повороту. Ведь теперь ему представилась возможность ещё раз самостоятельно попытать охотничьего счастья. Пан Войховский от души пожелал Прохору на этот раз добыть своего первого и самого большого петуха. Трофей, естественно, должен пойти на панскую кухню.
Ещё после первой удачной охоты, весьма довольный добытым трофеем пан Войховский, не скупясь, учил Прохора тонкостям скрадывания глухаря, делился секретами этого редкого промысла. Так он поведал ему, что глухариная песня делится на две части. Сначала раздаются несмелые щелчки и «тэканья», при которых птица часто замолкает и прислушивается. Затем эти щелчки раздаются быстрее и смелее. Постепенно глухарь входит в песенный азарт, но охотнику двигаться на этой песне ещё ни в коем случае нельзя. Это — первый такт. И лишь когда упоённый пением бородач переходит ко второй части своего сольного выступления, вот тут-то надо быть начеку. Как только начинается своеобразное точение или, как говорят полешуки, «косовица», только тогда-то и глохнет на время глухарь. А называют эту часть песни косовицей, потому что уж очень звуки похожи на те, что раздаются на сенокосах. И ещё очень важно для охотника уметь определять начало и концовку этого периода пения, потому что именно за это время есть шанс приблизиться к птице на несколько шагов. Не рассчитал на мгновение — и всё насмарку!
Поверхностные сведения о том, что поющий глухарь не слышит, знают даже бабы и детишки. Отсюда и название этой редкой птицы — глухарь. Но то, что токующий глухарь теряет слух только лишь в определённые моменты пения, стало тогда для Прохора неожиданной новостью.
Увлекательнейшая весенняя охота на глухаря не оставит без ярких впечатлений ни одного охотника. Даже если и не удаётся добыть эту важную и осторожную птицу, то настоящий охотник всё равно будет доволен хотя бы тем, что услышит своеобразный гимн заре в исполнении краснобрового бородача.
Прохору не раз приходилось с замиранием сердца лишь провожать взглядом вспугнутых им улетающих косачей. Но на этот раз он почему-то был уверен, что фортуна будет на его стороне.
Вот уже и облюбованное глухарями место для состязаний. Обычно это лесные опушки, моховые болота, пролески или другие места, где есть немного простора на земле и стоят деревья-вышки, откуда можно оглядывать округу и на далёкое расстояние бросить вызов соперникам.
Дальше Прохор начал продвигаться с особой осторожностью. Он уже с вечера точно знал, что сегодня ток будет именно в этом месте. И маршруты скрадывания просмотрел заранее: отбросил упавшие сучья, чтобы их предательский треск не выдал его; кое-где загодя, чтобы птицы привыкли к окружающей обстановке, воткнул в землю срубленные молодые сосёнки с густой хвоей. Это давало дополнительные укрытия.
И вот в сером мраке раздались первые осторожные такты и щелчки глухариной песни. Заслышав их, охотничий азарт вытеснил из сознания Прохора все остальные чувства. Человек превратился в комок сосредоточенности и собранности. Движения молодого охотника стали мягкими и осторожными, как у рыси. Каждый его шаг был продуман и рассчитан; ни одного лишнего или неосторожного движения.
Набирая силу и уверенность, неслась навстречу заре хвалебная ода пробуждающейся жизни. По раздающимся звукам Прохор без труда определил, что поющий глухарь сидит на полузасохшей сосне с редкими, но огромными ветвями-сучьями. Такой вариант он предполагал, и это облегчало задачу. Главное сейчас — не нарваться на кряхтунов. Так называют молодых петухов, которые ещё не токуют, но уже пробуют свои голоса, издавая звуки, похожие на кряхтение и хрюканье. Они-то все отлично слышат и видят. Вспугнёшь кряхтуна или глухарку — снимется и токующий петух.
Пройдя ещё немного, Прохор замер. Дальше надо подходить только под глухариную косовицу. Улучив в пении птицы нужное коленце, охотник быстро сделал несколько шагов и замер. Буквально через мгновение кошение оборвалось. Токующий петух, придя в себя от песенного экстаза, замер, внимательно вслушиваясь в серый сумрак. Не уловив ничего подозрительного, он с ещё большим азартом начал опять токовать. Одиночные щелчки сменялись непрерывным тэканьем. Первые звуки «кишив» — и Прохор опять делает бросок вперёд. И чем ближе подбирался он к глухарю, тем более осторожно и скрыто приходилось делать следующие несколько шагов.
Вот уже на фоне светлеющего неба показалась и верхушка нужной сосны. Токующий глухарь находился там, но птицу пока не разглядеть. Прохор сделал упор для ружья на развилке веток. Расстояние до дерева позволяло сделать прицельный выстрел. Ближе подходить охотник не рискнул.
На далёком горизонте занималась утренняя заря. Медленно и величаво поднимался над весенней землёй огромный багряный диск. Всё живое радовалось утреннему солнцу, весеннему солнцу — символу новой жизни и любви.
Счастливая птица в упоении пела теперь уже почти без перерывов. Где-то здесь, рядом, находилась та, ради которой звучала эта песня, ради которой этот гордый косач готов был грудью биться с соперниками. Возбужденный глухарь уже не мог сидеть на месте. Спустившись пониже, он в нетерпении расхаживал по толстой ветви, высоко вытянув шею и распустив веером хвост. Восторгу птицы не было предела. Краснобровый красавец безумно радовался миру, своей избранной самочке, радовался своей гортанной песне. В этот момент он чувствовал в себе огромную жизненную силу и уже готов был дать бой любому, кто осмелится принять его вызов. Но откуда было знать этой гордой птице, что вызов её давно уже принят. Принят… человеком!
В самый разгар токования глухарю не суждено было услышать выстрел. Не суждено было до конца допеть свою оду любви. Смертоносный свинец оборвал глухариную песню на самой счастливой и ликующей ноте.
Непонятная и невыносимая боль резанула сердце благородной птицы. И если б могла она закричать голосом разума, то пусть бы услышал весь мир: «Как же так?! Почему?! За что?!» Но мир остался безучастным и равнодушным к непоправимой беде прекрасной птицы.