Однако 17 кораблей Вильбоа, следовавшие из Астрахани, в первых числах сентября были застигнуты непогодой у Аграханского полуострова; одни суда были разбиты; другие дали течь, и экипажам пришлось выбросить их на берег; удалось спасти только часть провианта, а корабли пришлось пустить на дрова. По получении 5 сентября этого известия невозможность дальнейшего похода стала очевидной, тем более что прибывший из Баку на шняве «Святая Екатерина» Осип Лунин доложил, что местные власти его в город не пустили и принять русский гарнизон отказались. Вполне вероятно, что такой ответ Лунину дала «партия» бакинского султана Мухаммед-Гуссейна, ориентированная на сближение с Дауд-беком. Врученного ему властями Баку письма нам обнаружить не удалось, но оно было признано обидным и «посмеятельным»; впоследствии русское командование попомнит бакинцам это оскорбление.

Выгруженного на берег и наличного продовольствия в полках имелось на месяц, а подвезти новые запасы было не на чем. Кроме того, кавалерия продолжала терять лошадей от жары и бескормицы, а непривычный климат вызвал болезни у солдат: по рапортам от 4-5 сентября, у И.И. Дмитриева-Мамонова имелось 296 больных из 2112 человек, а у А.И. Румянцева — 296 из 2271. Данных об общем количестве умерших подобные документы не содержат; но последующие рапорты от 13 сентября сообщают о смерти в день подачи четырех солдат у Дмитриева-Мамонова и пяти у Румянцева и о «прибавлении» больных — соответственно 12 и 14 человек. Объявленный перед выступлением приказ разъяснял, «чего надлежит остерегаться в сих жарких краях»: дынь, слив, шелковицы и винограда, от которых начинаются «тотчас же кровавой понос и протчие смертные болезни», но едва ли служивые строго следовали ему.

В лагере на реке Рубасе — крайней южной точке похода 1722 года — Петр выдал жалованную грамоту жителям Дербента (и отдельно — наибу Имам кули-беку с пожалованием ему своего портрета «с алмазами» и тысячи червонных) о содержании их в «милости» и «защите» и о свободном «отправлении купечества». В срочно построенных с юга и с севера от города укреплениях и в самом Дербенте были оставлены гарнизоны, а главные силы армии 6 сентября 1722 года повернули обратно вслед за императором, выехавшим днем раньше. Отбывая из Дербента, хозяйственный Петр распорядился охранять «Хаджи Аслан-бека огород, в котором мы ныне стояли», и оставил там «мастера» — разводить виноград.

Отход стал сигналом для всех недовольных появлением русских и показал, как быстро может меняться ситуация на Кавказе, где только что горские предводители «все вели смирно» и демонстрировали «приятность». 20 сентября комендант Дербента Андрей Юнгер доложил, что воины Хаджи-Дауда, уцмия, казикумухского Сурхай-хана и утемышского султана захватили русский редут на реке Орта-Буган (в шестидесяти верстах от Дербента) «и люди караулные от неприятеля побиты». По сведениям дербентского наиба, трехдневный штурм обошелся нападавшим в 400 погибших, но из гарнизона в 128 солдат и шесть казаков спаслись в камышах лишь три человека.19 и 21 сентября горцы штурмовали «транжамент» у реки Рубаса; нападение было отбито, но в укреплении обвалилась стена, и гарнизон пришлось вывести в город. В октябре сам Хаджи-Дауд подходил к стенам Дербента, под которыми несколько дней вел перестрелку, но штурмовать не решился и отступил.

Генерал-майор Кропотов доложил, что воины Султан Махмуда и уцмия напали на его арьергард под Буйнакском. Дороги стали настолько опасными, что командир аграханского укрепления полковник Маслов получил 28 августа приказ не посылать никого к армии, поскольку «проехать землею от горских народов невозможно»; в его «транжаменте» скопились курьеры с бумагами из Сената, Коллегии иностранных дел и других учреждений. О тех же опасностях сделал запись в дневнике служащий Генеральной канцелярии гетманской Украины Николай Ханенко: сам шамхал 24 августа 1722 года «объявил нам, что сухим путем к Дербене проехать невозможно для татар противных товлинцев и слимчевцов, все дороги заступивших». Ханенко, посланному с известием о смерти гетмана Скоропадского, удалось не без приключений добраться до ставки Петра под Дербентом только на курьерском судне: «Противный ветер зиюйд встал, которий не толко ехать, но и реидовать за превеликими волнами нам не допустил, але назад судно погнал, и прибил против Тарков, где о килко верст од черней, замеривши лотом глубини, кинулисьмо на якорь о 5 сажень в глубь. И тут чрез целий сей день як гори волни на судно наше были, отчего не тилко в страх великий, но и в болезнь многие, отчаеваючись жития своего, пришлисмо барзе и, когда ночь наступала, коло судна зась при том великом штурме многие тулене, то есть небы собаки морские, плавали».

Даже когда нападений не было, отступающие войска должны были держаться настороже. «Посол из Дербента принес известие, что султан Махмуд в союзе с персидским усмием набрал 20 тысяч человек и задумал на нас напасть ночью, из-за чего мы целую холодную ночь до другого дня оставались под ружьем, потому что неприятель все время шнырял у нас перед глазами. Несмотря на это, мы поднялись и прошли еще 12 верст, встречая беспрестанно неприятеля, который старался несколько раз во время пути напасть на нас, но при нашем приближении каждый раз убегал, но часто оставаясь вблизи нас, и взял в плен 2-х казаков, а мы взяли 3-х татар. Еще одна бессонная ночь, ночные стычки, несколько сот отравившихся лошадей. 14-го мы прошли 24 версты, и неприятель постоянно был перед глазами. Еще одна бессонная ночь. Армия сделалась негодной к службе. Несмотря на слабость, мы прошли 25 верст до Тарку. Отсюда были посланы два трубача (в том числе «трубач его величества» Брант. — И. К.) и два казака, чтобы известить шамхала о нашем прибытии, которых мы при въезде в город нашли мертвыми. Их платья и лошади были найдены у семи дагестанцев принадлежавших Тарку, которых мы поймали и в присутствии шамхала и жителей города четвертовали, и куски их тел для примера повесили на возвышенных местах. Государь упрекал шамхала как в убийстве “послов”, так и по поводу его мошеннического соединения с его врагами во вред армии. Этот шамхал уверял государя, что касательно этого он не виноват, а его брат и двое сыновей во главе корпуса были поставлены по злонамерению народа и действовали против него» — таким запомнил этот переход капитан Брюс. После похода в плену у горцев оказались 12 солдат. Кроме них, у «шевхалских людей» и узденей в 1723 году находились еще 144 русских, захваченных или проданных ранее.

Не все обстояло гладко и с выразившими покорность «владельцами». Многие из них стремились использовать новую силу исключительно к своей выгоде. Старший брат шамхала Муртаза-Али просил сделать шамхалом его, поскольку Адиль-Гирей свой «чин» получил от шаха, «утаивал» царских изменников и не дал заложников-аманатов. А «шамхал горской», в свою очередь, был недоволен тем, что царь пожаловал его брату селение Казанище, сетовал на постоянные «обиды» от русских войск, просил жалованье и военную помощь, чтобы «управитца» с подданными-кумыками, которые от него «лица отвратили»; наконец, желал получить под свою власть слободы вблизи Терского городка, населенные выходцами из Кабарды, Чечни и Ингушетии, а также «в надзирание» Дербент и еще не завоеванный Баку, на благосостояние которых якобы «имение мое все истратил», и «5 деревень в Мескурской земле, одна деревня в Ширване и одна в Баку», данные ему и «служителям дагестанским» по указу шаха даны, власть над которыми они утратили: «…и чтоб повелено было ему Адиль-Гирею те деревни по прежнему возвратить во владение». В августе 1722 года шамхал жаловался на калмыков и донских казаков, что «они в походе… чинили нападение на людей владения его и из них 8 человек убили, а других ранили, ограбили они же в Буйнаках 12 человек, вконец разорили, побрав у них все пожитки, и 10 человек взяли в плен, сверх того у брата его Афуя 200 баранов отогнали, и просил те пожитки, ясырей и прочее возвратить». Затем он подал жалобу на солдат, которые явились в Тарки и «взяли ясырей у визиря моего 3 человека, да у дворецкого 4 человека, да у кого два и по одному, итого будет 32 ясыря, может быть, и больше насильно отняли, да войска, которые остались здесь, разорили наши деревни при Тарках, а именно Турхаль Кенди, Амирхан Кенди, также в Тарках разорили несколько дворов, из тех дворов, из тех деревень скот забрали, отчего я в великом разорении нахожусь», и просил его императорское величество «за взятые из домов вещи, и за скот, и за ясырей чтоб соблаговолили указать цену заплатить». 7 сентября он доносил Петру I, что насильно взяли ясырей 28 человек из Тарков у его визиря, и просил возмещения деньгами. 14-го числа шамхал сообщал, что русские люди приехали в Тарки, отняли двух ясырей и учинили грабеж имущества его визиря. 27 сентября калмыки и казаки напали на деревни: в Карабудаге убили шесть человек и ранили восемь, в Буйнаках убили троих, взяли в плен пятерых и угнали 200 баранов. 1 октября в Карабудаге были убиты восемь человек и несколько ранены, учинен грабеж; в Тарках русские разорили несколько человек, в Буйнаках у 12 жителей отняли их имущество и 10 человек взяли в плен, а у брата шамхала угнали 200 баранов.