Этот остров — настоящий ад. Порядочные люди, попавшие туда, почти все умерли, а остальные стали сущими дьяволами. Там голод. Я знаю, что у них есть зерно, техника, но все преступники в основном городские жители, непривычные к тяжелому физическому труду. Все запасы еды съедены, сады и поля опустошены. Там поедают даже тех, кто умирает, клянусь. Колонией управляет банда наиболее физически крепких осужденных. Им доставляет удовольствие проявлять жестокость, и на острове Мэн они могут спокойно избивать, мучить и пытать: там нет никого, кто мог бы их остановить. Те, кто слишком добр и мягок, кто не окончательно очерствел, кому бы не следовало там находиться, долго не протягивают. Но хуже всех некоторые женщины. Генри рассказал мне такое, чего я не могу повторить, но никогда не забуду.

А на следующее утро за ним пришли. Они не ломали дверь и даже не очень шумели. Они окружили коттедж и постучали в дверь.

— Кто это был? — спросил Тео.

— Шесть гренадеров и еще шестеро из Государственной полиции безопасности. Они послали двенадцать человек за одним, избитым и измученным. Хуже всего были люди из ГПБ. Я думаю, это были Омега. Сначала они ничего мне не сказали, просто молча поднялись и стащили его вниз. Увидев их, он пронзительно закричал. Я никогда не забуду этот крик. Никогда, никогда… Потом они повернулись ко мне, но офицер — он был одним из гренадеров — велел им оставить меня в покое. «Она его сестра, — сказал он. — Естественно, он пришел сюда. У нее не было другого выбора, кроме как помочь ему».

Джулиан вздохнула:

— Уже потом мы решили, что у него самого, должно быть, есть сестра, которая никогда его не подведет…

Ролф перебил ее:

— А может, он решил проявить немного гуманности и получить за это вознаграждение от Мириам.

Мириам отрицательно покачала головой.

— Нет, все было не так. Он пытался быть добрым. Я спросила его, что ждет Генри, но он не ответил, а один из ГПБ сказал: «А вы как думаете? Но вы получите его прах». Это был капитан ГПБ, и он заявил, что им ничего не стоило схватить Генри, когда он высадился на берег, но они шли за ним следом от Камберленда до Оксфорда. Полагаю, отчасти — чтобы посмотреть, куда он пойдет, отчасти — чтобы дать ему почувствовать себя в безопасности и уж потом арестовать.

Ролф жестко усмехнулся:

— Именно эта утонченная жестокость и доставила им дополнительное удовольствие.

— Неделю спустя прибыла посылка. По весу как килограммовый кулек сахарного песка и такой же формы. Она убыла упакована в оберточную бумагу с этикеткой. Внутри находился пластиковый пакет, наполненный чем-то белым и зернистым, словно садовое удобрение, не имевшее никакого отношения к Генри, и напечатанная на машинке записка без подписи: «Убит при попытке к бегству». Больше ничего. Я выкопала ямку в саду. Помню, шел дождь, и, когда я высыпала в землю белый порошок, мне показалось, что весь сад заплакал. Но я не проронила ни слезинки. Мучения Генри закончились. Ведь он был готов на что угодно, только бы не очутиться снова на этом острове.

— О том, чтобы отправить его назад, и речи не шло, — заметил Ролф. — Они не могли допустить, чтобы стало известно о возможности побега. К тому же такой возможности уже нет, во всяком случае, теперь. Они начали патрулировать берег.

Тронув Тео за руку, Джулиан посмотрела ему прямо в глаза.

— Нельзя так обращаться с людьми. Независимо оттого, что они сделали, кто они такие, нельзя так обращаться с человеческими существами. Мы должны прекратить это.

— Да, социальные беды — очевидный факт, но они ничто по сравнению с тем, что происходит в других частях мира, — ответил Тео. — Вопрос в том, что страна готова принять в качестве платы за хорошее управление.

— Что вы имеете в виду под хорошим управлением? — спросила Джулиан.

— Общественный порядок, отсутствие коррупции, страха перед войной и преступностью, справедливое распределение богатства и ресурсов, забота о жизни индивидуума.

— Значит, у нас нет хорошего управления, — заявил Льюк.

— Нет, оно наилучшее, какое только возможно в данных обстоятельствах. Решение о создании штрафной колонии на острове Мэн получило широкую общественную поддержку. Ни одно правительство не станет действовать, не получив одобрения народа.

— В таком случае нам нужно изменить нравственность. Мы должны изменить людей, — убежденно произнесла Джулиан.

Тео рассмеялся:

— Так вот какой вы задумали бунт! Речь идет не о системе, а о человеческих сердцах и умах. Вы самые опасные из всех революционеров, во всяком случае, стали бы таковыми, будь у вас малейшее представление о том, с чего начинать, и малейшая возможность добиться успеха.

Казалось, Джулиан заинтересовалась его ответом.

— А как бы вы начали? — спросила она.

— Я бы и не начинал. История уже показала, что ждет тех, кто начинает. Одно из таких напоминаний на цепочке у вас на шее.

Джулиан подняла изуродованную левую руку и коснулась креста. Рядом с распухшей кистью он казался очень маленьким, хрупким талисманом.

— Всегда найдется предлог, чтобы ничего не делать, — заметил Ролф. — Но факт остается фактом: Правитель управляет Британией как своим личным феодом. Гренадеры — его личная армия, а Государственная полиция безопасности — его шпионы и палачи.

— У вас нет никаких доказательств.

— Кто убил брата Мириам? Это казнь после справедливого суда или тайное убийство? Нам необходима подлинная демократия.

— И вы ее возглавите?

— Я справлюсь лучше, чем он.

— Думается, Правитель считал так же, когда стал преемником последнего премьер-министра.

— Так вы не будете говорить с Правителем? — спросила Джулиан.

— Конечно, не будет, — вмешался Ролф. — Он и не собирался. Приглашать его сюда было пустой затеей. Бесцельной, глупой и опасной.

— Я не говорил, что не буду с ним встречаться, — спокойно ответил Тео. — Но я должен рассказать ему больше, чем услышал сам, в частности, потому, что даже не смогу сообщить ему, где и как получил эту информацию. Прежде чем я сообщу вам свое решение, я хочу увидеть церемонию «успокоительного конца». Когда должна состояться следующая? Кто-нибудь знает?

За всех ответила Джулиан:

— О них прекратили сообщать, но, конечно же, слухи все равно распространяются. Через три дня, в эту среду, в Саутуолде состоится церемония «успокоительного конца». В северной части города, на пирсе. Вы знаете этот город? Он примерно в восьми милях к югу от Лоустофта.

— Не очень удобное место.

Ролф усмехнулся:

— Для вас, может, и нет. Но для них — вполне. Железной дороги там нет, так что толпа не соберется, на машине ехать далеко, поэтому люди еще подумают, стоит ли тратить бензин, чтобы посмотреть, как бабулю в белой ночной рубашечке отправят на тот свет под звуки «Пребудь со мной»[25]. Да и с шоссе ведь тоже только один-единственный подъезд. Можно контролировать число приехавших, не спускать с них глаз. А в случае волнений легко арестовать зачинщиков.