Эмили стояла у окна и смотрела на улицу. Она уже разобрала свой драгоценный улов, заодно проведя ревизию уже имевшихся припасов. Получилось совсем немного. Еды у нее оказалось дня на три, а воду, постаравшись, можно было растянуть на неделю.

Прежде чем отправиться в постель, Эмили решила наполнить водой ванну и несколько пустых пластиковых канистр. Тогда воду в бутылках можно будет пока не трогать. Водой из ванны можно будет мыться и стирать одежду, а для умывания набирать воду в тазик. Эмили не знала, как долго водоочистные сооружения могут функционировать без вмешательства человека, так что, наверно, лучше перестраховаться и с завтрашнего дня не пить воду из-под крана. Кто знает, какие ядовитые примеси могут там оказаться, когда кругом миллионы незахороненных мертвецов. В окрестных магазинах и соседских квартирах наверняка можно добыть воду в бутылках, поэтому рисковать незачем. Но, прежде чем смириться с необходимостью жестко экономить и осторожничать, она намеревалась побаловать себя.

Перебравшись из гостиной в ванную, Эмили открутила оба крана и не закрывала их, пока вода не встала почти вровень с краями ванны, щедро сыпанула туда ароматическую соль, прихватила с собой принесенное из магазина мороженое, скинула грязную одежду и погрузилась в исходящее паром тепло.

Она отмачивала свои натруженные мышцы целых сорок пять минут. Когда Эмили вылезала, вода почти остыла, а сама она стала морщинистой, как шарпей. Мороженое было съедено, зато Эмили снова почти почувствовала себя человеком. Ванна была настоящей роскошью, и журналистка знала, что в обозримом будущем не сможет снова ее себе позволить.

Пока Эмили вытиралась, ванна опустела, и можно было снова наполнить ее холодной водой. Эмили натянула свой любимый розовый фланелевый халатик и направилась в гостиную.

Теперь она сидела у окна в эркере и смотрела вниз, в темноту. Улица была практически невидима, даже свет фонарей едва пробивался сквозь густые потоки красной пыли, которой, казалось, становилось с каждой минутой все больше. Когда потная и утомленная Эмили вернулась в квартиру, было уже слишком темно, чтобы утверждать наверняка, но она была готова поспорить на последний доллар: то, что творилось при ней в магазинчике шаговой доступности, происходило сейчас по всему городу, а может быть, и по всей стране.

Теперь, когда Эмили сидела, завороженно глядя на вихри красной пыли за окном, на нее снизошло чувство облегчения. Снаружи происходило нечто ужасно масштабное и непостижимое, на что она никак не могла повлиять, и, черт побери, ей становилось легче от того, что делать ничего и не нужно. Все, что от нее требуется, – сидеть и смотреть это шоу, наблюдать за тем, что происходит, и надеяться, что в конце концов пыль уляжется и все остальное (ах, простите мне дрянной каламбур, подумала она) уляжется тоже.

А приятно, призналась себе Эмили, освободиться от всякой ответственности, стать простым наблюдателем, не думать о политических интригах, не смотреть ни с чьей точки зрения… в репортерские времена ей постоянно приходилось со всем этим сталкиваться. Теперь все было так просто и в каком-то смысле даже правильно.

Эмили еще около часа наблюдала приливы и отливы заполонившего улицу потока красной пыли, а потом почувствовала, что ее веки отяжелели. Широко зевнув, она задернула шторы, отправилась в спальню и закрыла за собой дверь, оставив снаружи и этот мир, и этот день.

Эмили проснулась словно от толчка.

Высунув нос из-под одеяла, она глянула на будильник у кровати. На нем ярко-красным светились цифры: 8:23. В спальне было слишком жарко, наверно, накрылся кондиционер. Судя по будильнику, электричество пока никуда не делось, значит, может быть, вышел из строя термостат.

Эмили вылезла из постели, надела висевший на крючке халатик и отправилась к кофеварке. Она загрузила туда кофе на шесть чашечек, потому что была абсолютно убеждена – предстоит шестичашечковый день.

Она отлично выспалась и впервые со дня конца мира на самом деле нормально себя чувствовала и хорошо соображала. Значит, нужно обдумать, как ей добраться до остальных выживших. Теперь было очевидно, что от простого обзвона мест, где могли организовывать спасательные работы, толку не будет, и вчера она старалась зря. Эмили была почти уверена, что не только она выжила на всем белом свете, – такое невозможно просто по закону средних чисел. Значит, сегодняшний день нужно посвятить тому, чтобы найти остальных.

Взяв в мойке чистую кружку и наполнив ее кофе, она пошла к окну гостиной. Ее сознание жег вопрос: как ей искать этих самых остальных, когда нет ни малейшего намека на то, кто они, где находятся, да и вообще, существуют ли в природе.

Как? Как? Как?

Эмили потянулась к окну и отодвинула шторы.

За окном – за окном семнадцатого этажа, уточнила Эмили, – не было ничего, кроме клубящейся красной пыли. Эмили не могла отойти, не могла даже пошевелиться – так загипнотизировало ее зрелище бурных красных вихрей.

Они заполняли все видимое пространство на многие мили вокруг. Внизу Эмили разглядела тусклый свет фонарей, реле которых приняли плотные рои красной пыли за преждевременно наступившую ночь. Пылинки кишели за окном, как мухи, слетевшиеся на протухшее мясо. Вот именно как мухи – это показалось Эмили самой лучшей аналогией. Пылинки вели себя как рой насекомых, который методично облетает окрестности в поисках пищи.

Могла ли она ошибиться? Может, эти штуки, которые Эмили воспринимала как пыль, на самом деле были каким-то видом животных? Она приникла к стеклу, стараясь отследить полет одной пылинки, но та двигалась слишком быстро и исчезла, прежде чем Эмили успела хорошенько ее рассмотреть. Пришлось переключиться на другую, побольше. Эмили удалось некоторое, пусть очень короткое, время не упускать ее из вида, и журналистка решила, что, уж конечно, таких насекомых не бывает. Пылинка выглядела… ну как пылинка. Или даже, скорее, как пыльца. Округлая, неправильной формы, с какими-то странными торчащими острыми штуками, она при этом не казалась плотной и монолитной, а наоборот, просвечивала и была почти такой же тонюсенькой, как семена одуванчиков, которые Эмили видела дома, в Айове.

Окно ограничивало обзор, поэтому невозможно было сказать, на какое расстояние простирается пыльная буря. Если Эмили хочет это узнать, ей нужно выйти из квартиры. Есть надежда, что пыль по каким-то причинам клубится с этой стороны здания, а в других местах ее нет. Потому что мысль о том, что подобное творится по всему городу, ужасно расстраивала Эмили.

Она отперла замок, открыла входную дверь… и замерла на ее пороге, не успев сделать и шагу.

Снаружи в квартиру вдоль потолка потянулся усик красной пыли. Эмили высунула голову за дверь и быстро осмотрелась. Со стороны площадки перед лифтом в коридор проникала красная пыль, она кружилась и клубилась под потолком слоем где-то в дюйм толщиной. В нескольких футах от главной лестничной площадки ее поток разделялся на два рукава, один из которых устремлялся к квартирам по правую сторону от лифта, а другой потихоньку полз в сторону Эмили. Но это было еще не все. Пряди пыли тянулись к каждой двери: так неощутимый ветерок гонит куда-то струйки дыма. «Или гигантский монстр тянет свои щупальца», – содрогнувшись от ужаса, подумала Эмили, наблюдая, как очередная струйка пыли отделилась от главного потока и потекла к квартире миссис Янович, всего в трех дверях от ее собственной. Струйка ползла по двери вниз, и ее кончик слегка шевелился из стороны в сторону, словно ощупывая дорогу. Вот часть пыли проникла в крошечное отверстие замочной скважины, пока основная масса пылинок продолжала путь вниз и, достигнув пола, пыталась просочиться в узкую щель под дверью.