Через пару минут в отделении остались только мы и дежурный, который, судя по его ошалевшему виду, был совершенно не в курсе того, какая простая в своей гениальности мошенническая схема только что развернулась у него на глазах. Кстати, для оперативников и сотрудников ГИБДД (да и для старого служаки усатого) Герман был настоящим угонщиком. Находился ли среди сегодняшнего цирка тот, кто действительно сотрудничал с мошенниками, неизвестно. Вполне возможно. Но утверждать я бы не рискнул.

Я выглянул в окно. Стражи порядка попрыгали по машинам и брызнули в разные стороны. В оставшемся автомобиле горел свет. Усатый в салоне похлопал вымокшего Лисина по плечу, протянув ему термос. Дождавшись, пока и эта машина скроется в ночи, я выразительно кивнул на урну одному из безопасников. От обрушившейся через пару секунд тишины зазвенело в ушах.

Минут через пятнадцать прибыл Горев-младший. Дежурный просмотрел документы, привезенные им, взял расписку, что завтра… то есть уже сегодня в десять утра Герман вернется для дачи показаний. И, зевая, выпустил нас из отделения.

Над городом занимался рассвет.

– Спасибо тебе, Феликс, выручил, – улыбнулся Горев и любовно погладил по мокрому после ливня боку свою красавицу: – Хороша?

– Хороша, – усмехнулся я. – И горласта. Полрайона точно разбудила. Достанется усатому от начальства за ее ночной концерт. Надеюсь, аккумулятор не сел?

– Да нашего аккумулятора на сто таких концертов хватит, – довольно хохотнул Горев, – еще и на дорогу останется.

– Пап! Поехали уже, – вмешался Горев-младший. – Мама ждет.

– Мама ждет… – эхом отозвался Герман и улыбнулся, устало и светло.

Никогда его таким не видел…

– Она сказала, что спать не ляжет, пока не вернемся, – проворчал Горев-младший с особой, неявной теплотой.

– Беда с этими женщинами, – вздохнул Герман.

И понятно было, что никакая это не беда, а вовсе наоборот. И поедут они сейчас с сыном на дачу в отвоеванной машине, бросив ключи от второй безопасникам «Ариады», чтоб отогнали. Герман будет рассказывать о том, что случилось, а сын – слушать и возмущаться. И оба будут переживать, что мама волнуется и не спит.

А потом, когда отец с сыном вернутся на дачу, она выбежит им навстречу, обнимет мужа и уткнется ему носом в плечо, может, даже заплачет по извечной женской привычке. А он будет ворчать, что она вымочила ему слезами всю рубашку. И что незачем было расстраиваться и не спать, потому что у него «все схвачено».

Горевы давно уехали, а я все сидел за рулем и смотрел им вслед.

У меня было много любовниц. Мимолетных, на одну ночь, и тех, с кем я встречался по нескольку месяцев. И ни одна из них не ждала бы меня, не изводилась, бегая от окна к окну, и не плакала бы, словно без меня ей ни спать, ни есть, ни жить незачем. Как ждет сейчас Горева его жена. И плевать ей сто раз, кто он: руководитель хоккейного клуба, дворник, юрист или сантехник.

Жена для любимого мужа лучший адвокат:

сама же его и обвинит, и оправдает,

и простит… ну, или посадит.

Татьяна Серебрянская

Утром, бросив взгляд на выложенную на кровати пентаграмму из подушек, я в очередной раз убедилась, что отношусь к поклонникам культа сонтоизма. Адепты оного почитают Сплюсфера, а первая заповедь звучит как «Споки».

Впрочем, созерцать постель, которая больше напоминала поле боя, чем ложе юной девицы, было некогда: я опаздывала! Зверски. Дико. Галопом.

А ведь с утра, как зазвенел будильник, даже случилось открытие века. Ровно в шесть ноль-ноль открылось первое веко. В шесть ноль одну – второе. А в шесть ноль две захлопнулись оба. А все потому, что с Жекой сначала засиделись на кухне, потом я засыпала в кровати по правилу буравчика – вертясь в одну сторону и забирая в эту воронку подушки, одеяло и впечатления о прожитом дне.

Я резво проскакала на одной ноге через комнату, пытаясь сразу и почистить зубы, и втиснуться в юбку, и причесать волосы, и вызвать такси. Странно, но удалось. И через пять минут я неслась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и лихорадочно пыталась сообразить: все ли я на себя надела? Ведь если что лишнее натянула, не беда, а вот за недостачу будет мучительно стыдно.

Дойдя до колготок, я толкнула дверь подъезда и с разбегу едва не врезалась в какого-то идиота, решившего не спеша прогуляться именно в этот час и в этом месте.

– О, девушка из лифта, какой сюрприз! – радостно сказал этот тип, загораживая мне путь к уже подъехавшей машине. – А я запомнил ваше имя. Татьяна.

Я вскинула голову. Тевтонец?! Весь в белом? Это глюк? Или я все еще сплю?

– Вас что, уже выпустили? – вырвалось невольно.

– Откуда? – моргнул тот и лучезарно улыбнулся: – Шутница-а-а…

Ага. Люблю пошутить. Особенно с утра. Не выспавшись. Опаздывая на работу!

– Дайте пройти!

Шаг вправо – и тевтонец туда же. Я влево – и этот придурок за мной.

– Мужик, ты нарываешься на изнасилование! – выпалила я, красноречиво закатывая рукава и сдувая со лба выбившуюся прядь.

Тевтонец опешил на долю секунды. Ее-то мне и хватило, чтобы обогнуть его и припустить что есть мочи. Так резво, что даже на каблуках легко догнала такси, которое почему-то решило от меня бессовестно смыться. Мол, хватит с него ожидания.

Я на ходу рванула заднюю дверцу и запрыгнула рыбкой на сиденье. Водитель с перепугу дал по тормозам.

– Гони! – крикнула я. – Гони!

– От любовника, что ли, сбегаешь? – понимающе усмехнулся шофер.

Тоже мне, психолог-самоучка!

– От маньяка! – в сердцах выпалила я и оглянулась.

Тевтонец прыжками набирал скорость. Слепяще белый в солнечных лучах, как призрак покойного крестоносца. Опять на таран?

Через секунду рыкнул мотор. Задние колеса щедро загребли из лужи, оставшейся в выбоине после ночного дождя, и с ног до головы окатили белобрысого. Штурм такси захлебнулся. В буквальном смысле. Тевтонец кашлял матом, отряхивая безнадежно пятнистый костюм.

– Вот теперь можно ехать. – Шофер лихо подкрутил ус и наддал.

Ух, как наддал! Вмиг домчал до работы. За что получил не только свои законные пять звезд, но и щедрые чаевые.

Я зашла в офис за пару минут до начала рабочего дня. И тут же раздался требовательный звонок. Очень требовательный и настойчивый. Пока я рылась в сумке, где под руку попадалось все что угодно – маленькая такая дамская сумочка, чтоб ее! – только не телефон, громкие трели разносились по коридору, нервируя не только меня, но и сопрано на ресепшен.

– Да? – наконец выдохнула я в трубку.

– Татьяна Александровна? – обрадовался бас, маскирующийся под тенор. Сильно обрадовался, словно я была его давно пропавшей бабушкой, которая внезапно нашлась в виде завещания богатого наследства – Это Иосиф Моисеевич, компания «Танойл».