— Что же, мистер Джексон, у меня есть точный ответ на ваш вопрос — ваши островные кузены доигрались в некромантию, и произошедший во время изуверского ритуала выброс некротической энергии вызвал взрыв воздуха под защитными куполами и детонацию боеприпасов. Вы что-то хотите возразить?

— Некромантия, это что-то из области страшных сказок, Ваше Высочество.

— Судя по всему, англичане рождены, чтобы любую сказку сделать былью, пусть даже самую страшную. Сейчас всем присутствующим раздадут конверты с фотографиями, сделанными в разобранных нашими солдатами и матросами завалах. Завалы, кстати, только сверху, а казематы с ритуальными алтарями и многочисленными приспособлениями для бесчеловечных ритуалов прекрасно сохранились. Как сохранились и жертвы. Смотрите внимательно, господа! — Василий сделал паузу и подождал, пока журналистам раздадут конверты с фотографиями. Не пожалели ни плёнки, ни фотобумаги, распечатав всё в цвете. — Вестовые, не забудьте про бумажные пакеты для самых впечатлительных.

Вовремя отдал команду — некоторые акулы пера уже примеривались травить в собственные шляпы. Так-то некромантия не являлась особой тайной, и более-менее информированный человек знал о ней, но как-то отстранённо, чисто теоретически. Ну да, есть такой раздел науки, и что? Ах, в жертву кого-то там приносят? Так на то она и наука. Некоторые вообще собак режут да котиков наизнанку выворачивают, а бедные животные такой участи не заслужили. Вот люди…

И тут в блаженное неведение ткнули этими вот фотографиями. Сам Сергей Эйзенштейн к съёмкам руку приложил, и потом гениальностью прямо в сытые рожи добропорядочных европейцев… А ещё добавляет перчику тот факт, что за неприличным занятием со спущенными штанами попались именно англичане. Какой скандал!

— Теперь по второму вопросу господина Джексона, — продолжил Красный. — Он почему-то утверждает, что на Мальте не осталось выживших. Наверное, мистер из Вашингтона не считает людьми четырнадцать тысяч местных жителей, которых не затронул катаклизм.

— Лимонники всегда были кровожадными ублюдками и считали людьми только себя, — господин ярко выраженного семитского типа в заднем ряду встал и вежливо поклонился. — Валери Жансуль, Ваше Императорское Высочество. «Ля Фигаро». А ещё они сожгли на костре нашу Жанну из Домреми.

— Примите мои соболезнования, — кивнул Василий. — А вопросы по существу у вас есть?

— Да, Ваше Императорское Высочество. На Мальте были английские военные корабли, что с ними случилось?

Красный пожал плечами:

— Они утонули.

— Все?

— Да, все. И вместе с экипажами. Чуть позже начнутся работы по подъёму и разделке на металл, но это рабочие моменты, и не заинтересуют ваших читателей.

Но у месье Жансуля имелось иное мнение:

— Нашим читателям интересно всё! Например, почему поднятые со дна корабли нельзя будет ввести в состав российского флота?

Василий поморщился:

— Там металл пропитан некроэнергией и эманациями смерти, и только очищающий огонь мартеновских печей вернёт его в нормальное состояние. И потом, зачем российскому флоту безнадёжно устаревшие корыта, спроектированные для запугивания папуасов в колониях? Брони как таковой нет, мореходность паршивая, живучесть стремится к отрицательным величинам, вооружение слабое… и прочая, и прочая и прочая. Командующий нашим флотом адмирал Эссен, князь Гибралтарский…

— Какой князь, простите? — переспросил француз.

— Гибралтарский, — повторил Красный.

Всего одно слово, но к концу дня телеграф разнёс его по всему миру, и страховые ставки для английских торговых судов выросли в двадцать четыре раза. И акции компаний, хоть как-то связанных с морскими перевозками, стремительно рухнули вниз, сравнявшись в стоимости с туалетной бумагой. А где-то азартно потирали потные ладошки нанятые бароном Микояном брокеры, и бывший император Николай Александрович Романов в этот день вместо одной бутылки шустовского позволил себе две, и укатил на премьеру в Александринский театр, после чего имел скандал с супругой Александрой Фёдоровной.

А засидевшийся по обычаю далеко за полночь над документами действующий император Иосиф Первый разгладил усы черенком трубки и улыбнулся каким-то своим мыслям. Потом кивнул сам себе, и поставил подпись под указом о награждении всех участников спасательной операции на Мальте. Мирное население же спасли, не так ли?

К полудню следующего дня к эскадре Экспедиционного корпуса вылетел скоростной дирижабль с орденами и медалями — монетный двор в Петропавловской крепости работал без перерывов ускоренными темпами. Но почему-то над Мраморным морем дирижабль развернулся и взял курс на Петербург. Передумал, что ли?

— Что у них там случилось, Михаил Васильевич? — Красный нервно мерил шагами толстый персидский ковёр в адмиральском салоне. — Из-за чего мы должны торчать в этой богом проклятой дыре лишние двое суток?

— Не такая уж и дыра, — возразил Фрунзе, размешивая сахар в чашке с кофе. — Неаполь довольно крупный город. Точно за численность населения не скажу, но тысяч двести — двести пятьдесят точно есть.

— Четверть миллиона человек, воняющих перегаром кислого вина, протухшего сыра, чеснока, и размахивающих руками при разговоре.

— Запахи, это особенности национальной кухни.

— Да какая там кухня? Употребление в пищу объедков недельной давности нельзя назвать кухней.

— А мне паста с морепродуктами понравилась, — хмыкнул присутствующий здесь же адмирал Эссен. — Довольно вкусно.

— Разве что макароны, — нехотя согласился Красный. — Но согласитесь, Николай Оттович, итальянцы всё равно воняют.

— Французские сыры самых дорогих сортов тоже не розами благоухают.

— Поэтому вы предпочитаете пошехонский и вологодский?

— Я никогда не любил французскую кухню.

— Да там тоже не кухня. Искусство поливать соусами любое несъедобное дерьмо, чтобы сделать его хоть как-то съедобным. Гурманство нищебродов.

— А что вы скажете про немцев? — с улыбкой полюбопытствовал Фрунзе и подмигнул адмиралу Эссену.

— Там уже искусство, — ответил Красный. — Максимально дёшево и сытно набить брюхо, а потом надеть мундир и ходить строем, распевая воинственные песни.

— Даже штрудель? — обиделся за бывших соотечественников командующий флотом.

— Тем более он. Пресное тесто, предназначенное для спасения погибающего урожая фруктов — похвальная экономия. Штрудель, правда, сладкий, но без сахара его есть невозможно.

— Вы предвзяты, Василий Иосифович, — покачал головой Николай Оттович. — Представляю, что вы скажете, попробовав испанскую кухню.

— Испанские вина мне нравятся.

— Разве что вина, — согласился Эссен. — Скоро продегустируем. Но как говорят, блюда из морепродуктов там чудо как хороши.

— Но далеко ли их завезёшь при тамошнем жарком климате? Подозревая, что чуть дальше от моря привычный рацион испанцев состоит из солёных и чёрствых ячменных лепёшек и вяленой до состояния подошвы свинины. Или баранины.

— Вот и попробуем.

— Ага, но