Вещество, из которого сплетаются сны, недоступно ощущениям, но доступно чувствам. Хотя оно легче и изменчивее материи, оно не бес- плотно. Это помогает объяснить сохраняющиеся характеристики географии мира сновидений, которые признаются различными культурами и практикующими.

Мой наставник разъяснил и подтвердил техники Возвращения в сновидение, которые я разрабатывал. Я вернусь к Возвращению в сновидение еще в главе 16 «Шаман на завтрак» части IV.

Скрыть духов

Я чувствовал свой новый путь, путь учителя сновидений, для которого, как я уже отмечал, не существует ясного карьерного пути в нашем обществе. Я также раздумывал над тем, как написать о своем опыте. Я еще не приобрел достаточной уверенности, чтобы открыто писать о том, что происходило, то есть о том, что много раз встречался с существами из другого времени. Поэтому решил описать историю Джонсона и Островной Женщины под маской вымысла.

Люди из сновидений, конечно, наблюдали.

Пока я работал над «выдуманной» историей Джонсона и Островной Женщины, которая была опубликована в 1995 году как роман «Хранитель огня», я очень ярко и живо беседовал с Уильямом Джонсоном. Он писал по буквам имена могавков, разбирая их, чтобы я смог вычленить значения корней. Он также хотел удостовериться, что я правдиво описал его взаимоотношения с женщинами. Он предоставил мне поразительно подробные описания некоторых женщин, которых знал, и произнес следующее оправдание:

Позвольте мне сказать кое-что женщинам. Я любил вас больше, чем мое королевство, без излишнего различения, без границ и правил. Я отдач себя полям любви. Я разделил себя так, как немногие мужчины, не только в отношении плоти, но и души.[31]

Вновь появилась Островная Женщина. Она пришла холодной декабрьской ночью, показывая свой вампум. Она продемонстрировала эпизоды из своей жизни, чтобы я мог точно описать их. «Позволь своему разуму успокоиться. Увидь озеро. Сосредоточься на отражении солнца в воде».

Она показала мне, как ее приемные люди, могавки, брали пленных и превращали их с своих соплеменников, помещая внутрь их могавкский дух.

Она рассказала о существовании тайного ордена могущественных женщин, которые скромно называли себя ремнями для тяжестей.

Существует орден, закрытый как для мужчин, так и для обычных женщин. Быть его частью — значит отличаться от обычных людей. Нужна готовность нести тяжесть грузов, давящих других людей. Те, кто принят в орден, становятся самыми несчастными из-за груза потребностей других людей на своих плечах. Если вы приняты, то становитесь ремнем для тяжестей.

Она объяснила, что женщина, связанная с Молли Брант, не была принята, «так как не думала из своего сердца».

Я использовал все эти материалы в «Хранителе огня», романе со сносками. После этого Островная Женщина дала понять, что хочет, чтобы мы оба откинули вуаль выдумки и говорили прямо. Результат описан в части III этой книги.

Истончение завесы

Куда бы я ни приезжал, духи земли продолжали говорить со мной. Я прилетел обратно в Санте-Фе и поехал к национальному монументу Бандельер, к месту Анасази, где можно видеть на пятьдесят миль.

Там произошли две встречи, которые стали бы основой археологии сновидений, если бы больше археологов были сновидцами. На пути к водопадам я почувствовал, что энергия горного льва крепнет. Тогда я лег под соснами и немедленно осознал присутствие невысокого темнокожего мужчины, который сообщил мне, что его зовут Патасихони (пах-тах-си-хо-ней). Его имя да и он сам чем-то напоминали зайца. Я видел его очень давно, охотящимся за мелкими животными недалеко от земли. Я спросил разрешения использовать его имя в мире сновидений и проскользнул в мир животных. Он или его люди были (или являются) в большей степени животными, нежели обитающими в городах людьми. В них была простота, даже невинность.

Завеса вновь истончилась рядом с петроглифами Длинного Дома — жилищ, встроенных в склон, сформированный вулканическими породами, в деревне Анасази. Каменная стена с вырезанными на ней знаками стала скалой-окном: я мог просто смотреть на другое место сквозь нее, как сквозь окно. Появился древний шаман. Он с некоторой неприязнью сообщил, что белые люди знают меньше чем ничего о том, что в действительности происходило в Анасази, но при определенных условиях он кое-что покажет мне, «потому что ты видишь так же, как и мы». Мне было разрешено наблюдать за древней церемонией вызывания дождя, во время которой жрец потрясал большим посохом в виде змея, в то время как его помощник имитировал звук громовых раскатов при помощи чего-то, напоминающего ступку и пестик. Мне показали методы призыва живых сил природы. Затем я все испортил, спросив, существовали ли ритуалы для остановки дождя. Шаман быстро прекратил наш диалог, воскликнув нечто вроде: «Глупый белый человек! Зачем кому-то может понадобиться останавливать дождь?»

То, что произошло со мной во время горного похода в национальном лесу чероки вдоль границы Теннесси и Южной Каролины, привело меня вглубь мира духов южных ирокезов, или чероки. Меня испытывали во время того видения. Прежде чем я доказал, что готов получить сакральное знание, мне пришлось приобщиться к боли и страданиям индейцев, которых доминирующая культура жестоко лишила их земель.

Голова не могла справиться со всем, что со мной происходило. Эти переживания, описанные более подробно в следующей главе, еще прочнее соединили мой разум с мудростью сердца. Они открыли мне путь Праматери, обладающей множеством имен и форм, и она является для меня глубокой заботливой силой богини Земли.

Священное бытие нельзя предвидеть, с ним можно только столкнуться.

У.-Х. Оден

Она пахнет как теплая земля под дождем. Ее смех — как звон прохладного горного потока. Ее слезы истекают из ее огромного сердца, омывая ее кости там, где они проглядывают сквозь ее зеленое одеяние, создавая крутые склоны и каменные площадки. Она украшена гирляндами жемчужных цветов кизила и ярких вспышек триллиума. Деревья — ее бесчисленные возлюбленные и дети, она открывает себя тем, кто готов заглянуть в ее загадки.

Два огромных тополя прижались друг к другу как влюбленные. Просвет между ними — идеально ровный треугольник. Из глубин своего безграничного тела выступает форма, в которой я могу почитать ее. Прелестная женщина, позолоченная неровным светом, проникающим сквозь кроны деревьев, появляется меж гигантских тополей. Она зовет меня в свои объятия. Ее глаза темнеют, и она приглашает меня в колодец своей памяти. И моя радость мешается с горем. Я помню древние раны, ошибки, потери в циклах никогда не подходящей к концу истории.

Позже я купаюсь на мелководье потока, ныряю, как лосось, в его глубины и несусь вместе с быстрым холодным потоком, распугивая форель. Я обсыхаю под утренним солнцем, затем надеваю шорты и горные ботинки и отправляюсь по почти незаметной, изгибающейся тропинке в горы. Вскоре под моими ногами она переходит в оленью тропу.